Он каждый день приходит к нам в тюрьму,
 В тот час, когда, достигнув до зенита,
 Ликует Солнце, предвкушая тьму.
 В его глазах вопросов столько слито,
 Что, в них взглянув, невольно мы дрожим,
 И помним то, что было позабыто.
 Он смотрит как печальный серафим,
 Он говорит бескровными устами,
 И мы как осужденные пред ним.
 Он говорит: «Вы были в стройном храме,
 Там сонмы ликов пели в светлой мгле,
 И в окнах Солнце искрилось над вами.
 Вы были как в спокойном корабле,
 Который тихо плыл к стране родимой,
 Зачем же изменили вы земле?
 Разрушив храм, в тоске неукротимой,
 Меняя направленье корабля,
 Вы плыли, плыли к точке еле зримой, —
 Как буравом равнину вод сверля,
 Но глубь, сверкнув, росла водоворотом,
 И точка не вставала как земля.
 Все к новым бедам, поискам, заботам
 Она вела вас беглым огоньком,
 И смерть была за каждым поворотом.
 Ваш ум жестоким был для вас врагом,
 Он вас завлек в безмерные пустыни,
 Где всюду только пропасти кругом.
 Вот почему вы прокляты отныне,
 Среди высоких плотных этих стен,
 С душою, полной мрака и гордыни.
 Века веков продлится этот плен.
 Припомните, как вы в тюрьму попали,
 Искатели великих перемен».
 И мы, как раздробленные скрижали,
 Свой смысл утратив, бледные, в пыли,
 Пред ним скорбим, и нет конца печали.
 Он снова речь ведет, — как бы вдали,
 Хотя пред нами взор его блестящий,
 В котором все созвездья свет зажгли.
 Он говорит: «Вы помните, все чаще
 Вам скучно становилось между вод,
 И смутно от дороги предстоящей.
 Но раз попали вы в водоворот,
 Вам нужно было все вперед стремиться,
 И так свершать круги из года в год.
 О, мука в беспредельности кружиться,
 Кончать, чтоб вновь к началу приходить,
 Желать, и никогда не насытиться!
 Все ж в самой жажде вам была хоть нить,
 Был хоть намек на сладость обладанья,
 Любовь была в желании любить.
 Но в повтореньи гаснут все мечтанья,
 И как ни жди, но, если тщетно ждешь,
 Есть роковой предел для ожиданья.
 Искать светил, и видеть только ложь,
 Носить в душе роскошный мир созвучий,
 И знать, что в яви к ним не подойдешь.
 У вас в душе свинцом нависли тучи,
 И стал ваш лозунг — Больше Никогда,
 И даль закрылась пеною летучей.
 Куда ни глянешь — зыбкая вода,
 Куда ни ступишь — скрытое теченье,
 Вот почему вы мертвы навсегда».
 И вспомнив наши прежние мученья,
 Мы ждем, чтоб наш казнитель и судья
 Дал внешнее для них обозначенье.
 Он говорит: «В пустынях бытия
 Вы были — ум до времени усталый,
 Не до конца лукавая змея.
 И демоны вас бросили на скалы,
 И ввергли вас в высокую тюрьму,
 Где только кровь как мак блистает алый, —
 А все другое слито в полутьму,
 Где, скукою объяты равнодушной,
 Вы молитесь убийству одному.
 Молитесь же!» И наш палач воздушный,
 Вдруг изменяя свой небесный вид,
 Встает как Дьявол, бледный и бездушный, —
 Того, другого между нас разит,
 Лишь манием руки, лишь острым взглядом,
 И алый мак цветет, горит, грозит.
 И мы, на миг живые — с трупом рядом,
 Дрожим, сознав, что мы осуждены,
 За то, что бросив Рай с безгрешным садом,
 Змеиные не полюбили сны.
Константин Бальмонт — Осужденные: Стих
> 

