Быть может, предок мой был честным палачом:
 Мне маки грезятся, согретые лучом,
 Гвоздики алые, и, полные угрозы,
 Махрово-алчные, раскрывшиеся розы.
 Я вижу лилии над зыбкою волной:
 Окровавленные багряною Луной,
 Они, забыв свой цвет, безжизненно-усталый,
 Мерцают сказочно окраской ярко-алой,
 И с сладким ужасом, в застывшей тишине,
 Как губы тянутся, и тянутся ко мне.
 И кровь поет во мне… И в таинстве заклятья
 Мне шепчут призраки: «Скорее! К нам в объятья!
 Целуй меня… Меня!.. Скорей… Меня… Меня!..»
 И губы жадные, на шабаш свой маня,
 Лепечут страшные призывные признанья:
 «Нам все позволено… Нам в мире нет изгнанья…
 Мы всюду встретимся… Мы нужны для тебя…
 Под красным Месяцем, огни лучей дробя,
 Мы объясним тебе все бездны наслажденья,
 Все тайны вечности и смерти и рожденья».
 И кровь поет во мне. И в зыбком полусне
 Те звуки с красками сливаются во мне.
 И близость нового, и тайного чего-то,
 Как пропасть горная, на склоне поворота,
 Меня баюкает, и вкрадчиво зовет,
 Туманом огненным окутан небосвод,
 Мой разум чувствует, что мне, при виде крови,
 Весь мир откроется, и все в нем будет внове,
 Смеются маки мне, пронзенные лучом…
 Ты слышишь, предок мой? Я буду палачом!
Константин Бальмонт — Красный цвет: Стих
> 

