Но теперь я властитель над целым миром, над этим малым миром человека. Мои страсти — мои подданные.
 Тернер
 1
 La luna llena… Полная луна…
 Иньес, бледна, целует, как гитана.
 Те ато… ато… Снова тишина…
 Но мрачен взор упорный Дон Жуана.
 Слова солгут, — для мысли нет обмана, —
 Любовь людей, — она ему смешна.
 Он видел все, он понял слишком рано
 Значение мечтательного сна.
 Переходя от женщины продажной
 К монахине, безгрешной, как мечта,
 Стремясь к тому, в чем дышит красота,
 Ища улыбки глаз бездонно-влажной,
 Он видел сон земли, не сон небес,
 И жар души испытанной исчез.
 2
 Он будет мстить. С бесстрашием пирата
 Он будет плыть среди бесплодных вод.
 Ни родины, ни матери, ни брата,
 Над ним навис враждебный небосвод.
 Земная жизнь — постылый ряд забот,
 Любовь — цветок, лишенный аромата.
 О, лишь бы плыть — куда-нибудь — вперед, —
 К развенчанным святыням нет возврата.
 Он будет мстить. И тысячи сердец
 Поработит дыханием отравы.
 Взамен мечты он хочет мрачной славы.
 И женщины сплетут ему венец,
 Теряя все за сладкий миг обмана,
 В проклятьях восхваляя Дон Жуана.
 3
 Что ж, Дон Люис? Вопрос — совсем нетрудный.
 Один удар его навек решит.
 Мы связаны враждою обоюдной.
 Ты честный муж, — не так ли? Я бандит?
 Где блещет шпага, там язык молчит.
 Вперед! Вот так! Прекрасно! Выпад чудный!
 А Дон Люис! Ты падаешь? Убит,
 In расе requiescat. Безрассудный!
 Забыл, что Дон Жуан неуязвим!
 Быть может, самым Адом я храним,
 Чтоб стать для всех примером лютой казни?
 Готов служить. Не этим, так другим.
 И мне ли быть доступным для боязни,
 Когда я жаждой мести одержим!
 4
 Сгущался вечер. Запад угасал.
 Взошла луна за темным океаном.
 Опять кругом гремел стозвучный вал,
 Как шум грозы, летящей по курганам.
 Я вспомнил степь. Я вижу за туманом
 Усадьбу, сад, нарядный бальный зал,
 Где тем же сладко-чувственным обманом
 Я взоры Русских женщин зажигал.
 На зов любви к красавице-княгине
 Вошел я тихо-тихо, точно вор.
 Она ждала. И ждет меня доныне.
 Но ночь еще хранила свой убор,
 А я летел, как мчится смерч в пустыне,
 Сквозь степь я гнал коня во весь опор.
 5
 Промчались дни желанья светлой славы,
 Желанья быть среди полубогов.
 Я полюбил жестокие забавы,
 Полеты акробатов, бой быков,
 Зверинцы, где свиваются удавы,
 И девственность, вводимую в альков —
 На путь неописуемых видений,
 Блаженно-извращенных наслаждений.
 Я полюбил пленяющий разврат
 С его неутоляющей усладой,
 С его пренебреженьем всех преград,
 С его — ему лишь свойственной — отрадой.
 Со всех цветов сбирая аромат,
 Люблю я жгучий зной сменить прохладой,
 И, взяв свое в любви с чужой женой,
 Встречать ее улыбкой ледяной.
 И вдруг опять в моей душе проглянет
 Какой-то сон, какой-то свет иной,
 И образ мой пред женщиной предстанет
 Окутанным печалью неземной.
 И вновь ее он как-то сладко ранит,
 И, вновь — раба, она пойдет за мной.
 И поспешит отдаться наслажденью
 Восторженной и гаснущею тенью.
 Любовь и смерть, блаженство и печаль
 Во мне живут красивым сочетаньем,
 Я всех маню, как тонущая даль,
 Уклончивым и тонким очертаньем,
 Блистательно убийственным, как сталь,
 С ее немым змеиным трепетаньем.
 Я весь — огонь, и холод, и обман,
 Я — радугой пронизанный туман.
Константин Бальмонт — Дон Жуан (отрывки из ненаписанной поэмы): Стих
> 

