(Болесть)
«Сходи-ка, старуха, невестку проведать,
 Не стала б она на дворе голосить».
 — «А что там я стану с невесткою делать?
 Ведь я не могу ей руки подложить.
 Вот, нажили, бог дал, утеху под старость!
 Твердила тебе: «Захотел ты, мол, взять,
 Старик, белоручку за сына на радость —
 Придется тебе на себя попенять».
 Вот так и сбылось! Что ни день — с ней забота:
 Тут это не так, там вон то не по ней,
 То, вишь, не под силу ей в поле работа,
 То скажет: в избе зачем держим свиней.
 Печь топит — головка от дыму кружится,
 Все б ей вот опрятной да чистою быть,
 А хлев велишь чистить — ну, тут и ленится,
 Чуть станешь бранить — и пошла голосить:
 «Их-ох! Их-ох!»
 — «Старуха, побойся ты бога!
 Зачем ты об этом кричишь день и ночь?
 Ну, знахаря кликни; беды-то немного, —
 У бабы ведь порча, ей надо помочь.
 А лгать тебе стыдно! она не ленится,
 Без дела и часу не станет сидеть;
 Бранить ее станешь — ответить боится;
 Коли ей уж тошно — уйдет себе в клеть,
 И плачет украдкой, и мужу не скажет:
 «Зачем, дескать, ссору в семье начинать?»
 Гляди же, господь тебя, право, накажет;
 Невестку напрасно не след обижать».
 — «Ох, батюшки, кто говорит-то, — досада!
 Лежи на печи, коли бог наказал;
 Ослеп и оглох, — ну чего ж тебе надо?
 Туда же, жену переучивать стал!
 И так у меня от хозяйства по дому,
 Хрыч старый, вот эдак идет голова,
 Да ты еще вздумал ворчать по-пустому, —
 Тьфу! вот тебе что на твои все слова!
 Вишь, важное дело, что взял он за сына
 Разумную девку, мещанскую дочь, —
 Ни платья за нею, казны ни алтына,
 Теперь и толкует: «Ей надо помочь!»
 Пришла в чужой дом, — и болезни узналал
 Нет, я еще в руки ее не взяла…»
 Тут шорох старуха в сенях услыхала
 И смолкла. Невестка в избушку вошла.
 Лицо у больной было грустно и бледно:
 Как видно, на нем положили следы
 Тяжелые думы, и труд ежедневный,
 И тайные слезы, и горечь нужды.
 «Ну, что же, голубушка, спать-то раненько,
 Возьми-ка мне на ночь постель приготовь
 Да сядь поработай за прялкой маленько» —
 Невестке сквозь зубы сказала свекровь.
 Невестка за свежей соломой сходила,
 На нарах, в сторонке, ее постлала,
 К стене в изголовье зипун положила,
 Присела на лавку и прясть начала.
 В избе было тихо. Лучина пылала,
 Старик беззаботно и сладко дремал,
 Старуха чугун на полу вытирала,
 И только под печью сверчок распевал
 Да кот вкруг старухи ходил, увивался
 И, щурясь, мурлыкал; но баба ногой
 Толкнула его, проворчав: «Разгулялся!
 Гляди, перед порчею, видно, какой».
 Вдруг дверь отворилась: стуча сапогами,
 Вошел сын старухи, снял шляпу, кафтан,
 Ударил их об пол, тряхнул волосами
 И крикнул: «Ну, матушка, вот я и пьян!»
 — «Что это ты сделал? когда это было?
 Ты от роду не пил и капли вина!»
 — «Я не пил, когда мое сердце не ныло,
 Когда, как былинка, не сохла жена!»
 — «Спасибо, сыночек!., спасибо, беспутный!..
 Уж я и ума не могу приложить!
 Куда же мне деться теперь, бесприютной?
 Невестке что скажешь — начнет голосить,
 Не то — сложит руки, и горя ей мало;
 Старик только ест да лежит на печи.
 А вот и от сына почету не стало, —
 Живи — сокрушайся, терпи да молчи!
 Ах, царь мой небесный! Да это под старость
 Хоть руки пришлось на себя наложить!
 Взрастила, взлелеяла сына на радость,
 Он мать-то уж скоро не станет кормить!»
 — «Неправда! я пб смерть кормить тебя буду!
 Я лучше зипун свой последний продам,
 Пойду в кабалу, а тебя не забуду
 И крошку с тобой разделю пополам!
 Ты мною болела, под сердцем носила
 Меня, и твоим молоком я вспоен.
 Сызмала меня ты к добру приучила, —
 И вот тебе честь и земной мой поклон…
 Да чем же невестка тебе помешала?
 За что на жену-то мою нападать?»
 — «Гляди ты, беспутный, пока я ее встала, —
 Я скоро заставлю тебя замолчать!..»
 — «На, бей меня, матушка! бей, чтоб от боли
 Я плакал и выплакал горе мое!
 Эхма! не далось мне таланта и доли!
 Когда ж пропадешь тыг худое житье?»
 — «Вот дело-то! жизнь тебе стала постыла!
 Ты вздумал вино-то от этого пить?
 Так вот же тебе!..»
 И старуха вскочила
 И кинулась палкою сына учить.
 Невестка к ней броситься с лавки хотела,
 Но только что вскрикнула: «Сжалься хоть раз!» —
 И вдруг пошатнулась назад, побледнела,
 И на пол упала.
 «Помилуй ты нас,
 Царица небесная, мать пресвятая!
 Ах, батюшки! — где тут вода-то была?
 Что это с тобою, моя золотая?» —
 Над бабой свекровь голосить начала.
 «Ну, матушка, бог тебе будет судьею!..» —
 Сын тихо промолвил и сам зарыдал.
 «Чай, плачут?.. Аль ветер шумит за стеною? —
 Проснувшись, старик на печи рассуждал. —
 Не слышу… Знать, сын о жене все горюет;
 У ней эта порча, тут можно понять,
 Старуха не смыслит, свое мне толкуем
 А нет, чтобы знахаря к бабе позвать».

