Шотландский бард — певец любимый
Прекрасной дикой стороны,
Чей нам звучит напев родимый,
Святое милой старины!
Прости, что дерзостной рукою
Я, очарованный тобою,
Несу в венок блестящий твой
Фиалки, ландыш полевой!
Тогда, как горя звук унывный
Мою всю душу бунтовал,
Твой гений светлозарный, дивный
Броженья сердца услаждал.
Так — прежде всех певец природы,
И волн шумящих, и свободы,
В сияньи чудной красоты,
Как бездна пламя и мечты,
С своими буйными страстями,
С печалью, с гордыми слезами,
Любви в губительном огне
Вдруг Чилд-Гарольд явился мне.
Крушим душевною грозою,
Мятежной омрачен тоскою,
Он мне сердец страданья пел —
Свой тайный горестный удел, —
А я дрожал, я пламенел,
Внимал душою муки голос, —
И слезы градом, дыбом волос;
Я то кипел, то замирал, —
Увы! я сам любил, страдал.
Он пробудил мои мечтанья,
Мне в грудь втеснил воспоминанья,
И пыл его — моих страстей
Тревожил дух во тме ночей.
Но так, как после бури рьяной
Зари вечерней луч румяный
Лелеет взор и гонит страх,
Надежду кажет в небесах,
Так усладили мрак печали
Твои отрадные скрижали
Их романтической красой;
А звуки арфы золотой
Мне тихо душу волновали.
Елена, Дуглас, Мармион,
И с привиденьем бой чудесный,
И паж несчастный и прелестный,
Матильда… Но кто не пленен
Твоими звонкими струнами?
Волшебник, кто не удивлен,
Когда, явясь меж мертвецами,
Ты нам их кажешь в виде том,
С тем чувством, как в быту земном
Они в старинных замках жили,
Мечтали, ссорились, любили,
И как, платя пристрастью дань,
За Джемсов возникала брань,
И вера вару угнетала,
И месть злодейства покупала?
Ты рассказал нам, дивный бард,
Как Сердце Львиное-Ричард
Сражался, дел, и как томилась
Лилея гор, звезда любви,
Которой блеск потух в крови.
Тобой от нас не утаилась
Дней прежних правда. Но, певец,
Как ни дивит, как ни пленяет
Меня бессмертный твой венец,
Другое сердце восхищает:
Ты миру доказать умел,
Как радостен того удел,
Кто любит- пламенной душою
Всё то, что должен он любить,
Кто хочет истиной святою,
Наукой ум свой просветить.
Взгляни, как ты семьею нежной
Почтён, утешен и любим,
Какой подпорою надежной,
Как много ты на счастье им!
Ты в родине твоей свободной
Стал драгоценностью народной;
Кто там ни встретится с тобой —
Он друг тебе, он твой родной.
Как часто я в мечтах веселых,
От мыслей мрачных и тяжелых,
В тенистый Аббодс-форд лечу, —
С тобой, мой бард, пожить хочу,
Хочу смиренно быть свидетель,
Как небо любит добродетель!
И что ж? и мечтании моем
Уж я давно в саду твоем
С тобой хожу и отдыхаю,
Твоим рассказам я внимаю, —
Со всех сторон передо мной
Места, воспетые тобой:
Вот там Мельросская обитель,
Где часто бродит по ночам
Убитый рыцарь Кольдингам;
Вот мост Боцвеля, — он хранитель
Преданий страшных; всё кругом —
И крест холма, и дуб косматый,
И пруд под башнею зубчатой —
Оживлено твоим пером.
Иль вдруг, вечернею порою,
В приветном замке мы с тобою;
Там дети, внуки, вся семья —
Отрада милая твоя —
Бегут, шумят, тебя встречая,
И места нет почти друзьям,
А дочь — хозяйка молодая —
Янтарный чай готовит нам;
Всё негой, радостью светлеет.
Кто здесь с весельем не знаком?
И ты, певец, пред камельком,
Где уголь дымный жарко тлеет,
В красе серебряных кудрей
Сидишь с детьми твоих детей;
То учишь их, то забавляешь,
Им сказки, были поминаешь,
То речь ведешь о мертвецах,
О ведьмах, о ворожеях;
Иль, в знак бесценной им награды,
Поешь родимые баллады;
Иль вдруг уже, не тратя слов,
Резвиться с ними ты готов;
На их веселых, ясных лицах
Ты видишь счастье вкруг себя, —
И блещут слезы на ресницах,
Почтенный старец, у тебя;
Но уж пред сном, в час тихой лени,
К тебе взобравшись на колени,
Младенцы начали дремать;
Будь с ними божья благодать!
Тогда беседуешь с друзьями,
С приезжими; твой ум живой
Дивит небрежной остротой,
Пленяет сладкими речами.
О, как благословен твой век,
Великий… добрый человек!
Ты озарил перед собою
Твой путь душевной чистотою;
Не до тебя коснется страх,
Что думы слышны о небесах.
Тебе подобно, бард, меж нами
Еще недавнею порой,
Владея нашими сердцами,
Жил муж, украшен добротой,
Любовь и честь земли родной,
Боготворим детьми, женою,
Друг верный, нежный семьянин,
Мудрец с младенческой душою, —
То был наш светлый Карамзин,
С глубоким чувством ум правдивый;
Он жизнью тихой и счастливой
Был наш высокий образец,
Что счастье в чистоте сердец.
Привет, быть может, дерзновенный
Прости мне, старец вдохновенный!
В живом восторге я хотел,
Чтобы к тебе он долетел.
Увы! в томленый вечной ночи
Забыли свет печальны очи;
Но сердце помнит, — я люблю
Мечтать и думать, я пою.
С моей женой, с детьми, с друзьями
Мой дух не устрашен бедами.
Утешен верою святой,
Мой мир почти уж не земной,
Но чувство истины со мною.
Стремлюсь умом и сердцем жить
И неостылою душою
Везде прекрасное любить.
