Завязка баллады моей коротка:
В лифте злодей удушил старика.
Лунным сиянием взмылен,
Кричал романтический филин.
Вернее, была витрина
И чучело филина пыльное, дымнолохматое
Средь рухляди всякой старинной.
Сиянье неоновой трубки голубоватое, матовое.
Крики. Свистки.
Луна-маскировщица.
И толпа на куски
Растерзала злодея у лавки старьевщика.
…Кусок окровавленный
Уволок сверхпрославленный
Фильмовой постановщик,
Поставщик поножовщин!
А ногу отгрыз хореограф.
Он даже от радости плакал.
Из дел исключительно мокрых
Он ставил балетный спектакль!
А прозаик кровью налился,
Человечины налопался, –
Влез путем психоанализа
В суть злодеевского комплекса!
И кусок в полпуда весом
Драматург урвал для пьесы!
Вместо старых действий
(Для чего считать их?)
Пьеса в трех убийствах
И в шести кроватях.
Тема-то какая!
«Кокаин и Каин».
Вгрызались в месиво пунцовое,
Над трупом чуть не подрались,
И вот последним кость берцовую
В зубах уносит журналист!
Но ни в одной строке
Ни слова о старике.
В свете современности
И научных книг
Не представляет ценности
Удушенный старик!
А ему того и надо,
Раз баллада, так баллада,
И ко всем этим сволочам
Он является по ночам.
Подберется тихо сзади
И огреет по крестцу!
Разрешается в балладе
Развлекаться мертвецу.
