Сергею Бонгарту
За день выжало, уморило.
 Шторы наглухо! Дверь замкну!
 Погружается субмарина
 В океанскую глубину.
Люк завинчивай впритирку,
 Закрывай иллюминаторы,
 Я забьюсь в свою квартирку,
 Как на дно упрятанный.
На житейскую поверхность
 Перископ не выставлю,
 Ослепительно низвергнусь
 В темень аметистовую.
Я нашел себе страну
 Ту, что научилась
 Погружаться в глубину,
 Точно Наутилус.
И пускай в подводном иле,
 Отдаваясь гулами,
 Шастают автомобили
 Темными акулами,
И кидаются в меня
 Световыми сваями, –
 Комнатушечка-броня,
 Ты непробиваема!
Ты непробиваема,
 Ты неуязвима!
 И акулы стаями
 Проплывают мимо.
Мне не надо ЛСД
 Или кокаина.
 Я ночую на звезде
 Из аквамарина.
Жил на пятом этаже,
 Да уплыл с квартирою,
 И на дне морском уже
 Я фосфоресцирую!
Я плыву подводной спальнею,
 И до утренней зари
 На поверхность социальную
 Я пускаю пузыри.
А ученый дяденька,
 Чистенький и гладенький,
 Где-то в кабинетике
 В дебрях кибернетики.
У приборов топчется
 Бородатый агнец.
 И больному обществу
 Ставит он диагноз.
«В наш период атомный
 Для леченья сердца, –
 Говорит он, – надобны
 Взрывчатые средства!
 Этим человечество
 Сразу же излечится!
 Людям в наши времена
 Помогает дивно
 Туча, ежели она
 Радиоактивна!
 Приходите все погреться
 В золотых лучах прогресса!»
Он как петрушка площадной
 Выскакивает над страной.
И, щупленький и сухонький,
 С морщинками на личике,
 Он сам себе на кухоньке
 Поджаривает блинчики.
Но хоть пожить он любит вкусно,
 Хоть любит чай с вареньем он, –
 Как современное искусство,
 Почти что он развоплощен.
Почти прозрачен,
 Совсем спрессован,
 Он не иначе
 Как нарисован.
Но взрывы так красноречивы,
 Что всё кругом потрясено,
 И до меня доходят взрывы
 На аметистовое дно.
Я знаю: вселенная где-то изогнута,
 И Бог по вселенной гуляет инкогнито.
А тут человек, непонятный как призрак,
 Швыряется взрывами в огненных брызгах!
И я убегаю побежкою волчьей
 И прячусь за всей океанскою толщей.
Ночной темнотою укрыт как щитом,
 Я выдумка тоже. Я тоже фантом.
Я тоже нелепица, дикость, абстракт,
 И снюсь я кому-то сквозь лунный смарагд.
И я, уходящий всё глубже и дальше,
 И тот – на поверхности жизни – взрывальщик –
Далеким потомкам в столетье ином –
 Покажемся оба чудовищным сном.
Но знаю: меня они все-таки вспомнят,
 Заглянут ко мне в аметистовый омут,
Моим одиночеством темным звеня,
 Как груз потонувший подымут меня.


