За степью, в приволжских песках,
 Широкое, алое солнце тонуло.
 Ребенок уснул у тебя на руках,
 Ты вышла из душной кибитки, взглянула
 На кровь, что в зеркальные соли текла,
 На солнце, лежавшее точно на блюде,—
 И сладкой отрадой степного, сухого тепла
 Подуло в лицо твое, в потные смуглые груди.
 Великий был стан за тобой:
 Скрипели колеса, верблюды ревели,
 Костры, разгораясь, в дыму пламенели
 И пыль поднималась багровою тьмой.
 Ты, девочка, тихая сердцем и взором,
 Ты знала ль в тот вечер, садясь на песок,
 Что сонный ребенок, державший твой темный сосок,
 Тот самый Могол, о котором
 Во веки веков не забудет земля?
 Ты знала ли, Мать, что и я
 Восславлю его,— что не надо мне рая,
 Христа, Галилеи и лилий ее полевых,
 Что я не смиреннее их —
 Аттилы, Тимура, Мамая,
 Что я их достоин, когда,
 Наскучив таиться за ложью,
 Рву древнюю хартию божью,
 Насилую, режу, и граблю, и жгу города?
 Погасла за степью слюда,
 Дрожащее солнце в песках потонуло.
 Ты скучно в померкшее небо взглянула
 И, тихо вздохнувши, опять опустила глаза…
 Несметною ратью чернели воза,
 В синеющей ночи прохладой и горечью дуло.
Иван Бунин — В Орде: Стих
> 

