Г. Гинзбургу-Воскову
Ты уехал на юг, а здесь настали теплые дни,
 нагревается мост, ровно плещет вода, пыль витает,
 я теперь прохожу в переулке, все в тени, все в тени, все в тени,
 и вблизи надо мной твой пустой самолет пролетает.
Господи, я говорю, помоги, помоги ему,
 я дурной человек, но ты помоги, я пойду, я пойду прощусь,
 Господи, я боюсь за него, нужно помочь, я ладонь подниму,
 самолет летит, Господи, помоги, я боюсь.
Так боюсь за себя. Настали теплые дни, так тепло,
 пригородные пляжи, желтые паруса посреди залива,
 теплый лязг трамваев, воздух в листьях, на той стороне светло,
 я прохожу в тени, вижу воду, почти счастливый.
Из распахнутых окон телефоны звенят, и квартиры шумят, и деревья
 листвой полны,
 солнце светит в дали, солнце светит в горах — над ним,
 в этом городе вновь настали теплые дни.
 Помоги мне не быть, помоги мне не быть здесь одним.
Пробегай, пробегай, ты любовник, и здесь тебя ждут,
 вдоль решеток канала пробегай, задевая рукой гранит,
 ровно плещет вода, на балконах цветы цветут,
 вот горячей листвой над каналом каштан шумит.
С каждым днем за спиной все плотней закрываются окна оставленных лет,
 кто-то смотрит вослед — за стеклом, все глядит холодней,
 впереди, кроме улиц твоих, никого, ничего уже нет,
 как поверить, что ты проживешь еще столько же дней.
Потому-то все чаще, все чаще ты смотришь назад,
 значит, жизнь — только утренний свет, только сердца уверенный стук;
 только горы стоят, только горы стоят в твоих белых глазах,
 это страшно узнать — никогда не вернешься на Юг.
Прощайте, горы. Что я прожил, что помню, что знаю на час,
 никогда не узнаю, но если приходит, приходит пора уходить,
 никогда не забуду, и вы не забудьте, что сверху я видел вас,
 а теперь здесь другой, я уже не вернусь, постарайтесь простить.
Горы, горы мои. Навсегда белый свет, белый снег, белый свет,
 до последнего часа в душе, в ходе мертвых имен,
 вечных белых вершин над долинами минувших лет,
 словно тысячи рек на свиданьи у вечных времен.
Словно тысячи рек умолкают на миг, умолкают на миг, на мгновение вдруг,
 я запомню себя, там, в горах, посреди ослепительных стен,
 там, внизу, человек, это я говорю в моих письмах на Юг:
 добрый день, моя смерть, добрый день, добрый день, добрый день.

