1
Ночь встает на колени перед лесной стеною.
 Ищет ключи слепые в связке своей несметной.
 Птицы твои родные громко кричат надо мною.
 Карр! Чивичи-ли, карр! — словно напев посмертный.
 Ветер пинает ствол, в темный сапог обутый.
 Но, навстречу склонясь, бьется сосна кривая.
 Снег, белей покрывал, которыми стан твой кутал,
 рушится вниз, меня здесь одного скрывая.
2
Туча растет вверху. Роща, на зависть рыбе,
 вдруг ныряет в нее. Ибо растет отвага.
 Бог глядит из небес, словно изба на отшибе:
 будто к нему пройти можно по дну оврага.
 Вот я весь пред тобой, словно пенек из снега,
 горло вытянув вверх — вран, но белес, как аист, —
 белым паром дыша, руку подняв для смеха,
 имя твое кричу, к хору птиц прибиваюсь.
3
Где ты! Вернись! Ответь! Где ты. Тебя не видно.
 Все сливается в снег и в белизну святую.
 Словно ангел — крылом — ты и безумье — слито,
 будто в пальцах своих легкий снежок пестую.
 Нет! Все тает — тебя здесь не бывало вовсе.
 Просто всего лишь снег, мною не сбитый плотно.
 Просто здесь образ твой входит к безумью в гости.
 И отбегает вспять — память всегда бесплотна.
4
Где ты! Вернись! Ответь! Боже, зачем скрываешь?
 Боже, зачем молчишь? Грешен — молить не смею.
 Боже, снегом зачем след ее застилаешь.
 Где она — здесь, в лесу? Иль за спиной моею?
 Не обернуться, нет! Звать ее бесполезно.
 Ночь вокруг, и пурга гасит огни ночлега.
 Путь, проделанный ею — он за спиной, как бездна:
 взгляд, нырнувший в нее, не доплывет до брега.
5
Где ж она, Бог, ответь! Что ей уста закрыло?
 Чей поцелуй? И чьи руки ей слух застлали?
 Где этот дом земной — погреб, овраг, могила?
 Иль это я молчу? Птицы мой крик украли?
 Нет, неправда — летит с зимних небес убранство.
 Больше, чем смертный путь — путь между ней и мною.
 Милых птиц растолкав, так взвился над страною,
 что меж сердцем моим и криком моим — пространство.
6
Стало быть, в чащу, в лес. В сумрачный лес средины
 жизни — в зимнюю ночь, дантову шагу вторя.
 Только я плоть ищу. А в остальном — едины.
 Плоть, пославшую мне, словно вожатых, горе.
 Лес надо мной ревет, лес надо мной кружится,
 корни в Аду пустив, ветви пустив на вырост.
 Так что вниз по стволам можно и в Ад спуститься,
 но никого там нет — и никого не вывесть!
7
Ибо она — жива! Но ни свистком, ни эхом
 не отзовется мне в этом упорстве твердом,
 что припадает сном к милым безгрешным векам,
 и молчанье растет в сердце, на зависть мертвым.
 Только двуглавый лес — под неподвижным взглядом
 осью избрав меня, ствол мне в объятья втиснув,
 землю нашей любви перемежая с Адом,
 кружится в пустоте, будто паук, повиснув.
8
Так что стоя в снегу, мерзлый ствол обнимая,
 слыша то тут, то там разве что крик вороны,
 будто вижу, как ты — словно от сна немая —
 жаждешь сном отделить корни сии от кроны.
 Сон! Не молчанье — сон! Страшной подобный стали,
 смерти моей под стать — к черной подснежной славе —
 режет лес по оси, чтоб из мертвых восстали
 грезы ее любви — выше, сильней, чем в яви!
9
Боже зимних небес, Отче звезды над полем,
 Отче лесных дорог, снежных холмов владыка,
 Боже, услышь мольбу: дай мне взлететь над горем
 выше моей любви, выше стенанья, крика.
 Дай ее разбудить! Нет, уж не речью страстной!
 Нет, не правдой святой, с правдою чувств совместной!
 Дай ее разбудить песней такой же ясной,
 как небеса твои, — ясной, как свод небесный!
10
Отче зимних равнин, мне — за подвиг мой грешный —
 сумрачный голос мой сделавший глуше, Боже,
 Отче, дай мне поднять очи от тьмы кромешной!
 Боже, услышь меня, давший мне душу Боже!
 Дай ее разбудить, светом прильнуть к завесам
 всех семи покрывал, светом сквозь них пробиться!
 Дай над безумьем взмыть, дай мне взлететь над лесом,
 песню свою пропеть и в темноту спуститься.
11
В разных земных устах дай же звучать ей долго.
 То как любовный плач, то как напев житейский.
 Дай мне от духа, Бог, чтобы она не смолкла
 прежде, чем в слух любви хлынет поток летейский.
 Дай мне пройти твой мир подле прекрасной жизни,
 пусть не моей — чужой. Дай вослед посмотреть им.
 Дай мне на землю пасть в милой моей отчизне,
 лжи и любви воздав общим числом — бессмертьем!
12
Этой силы прошу в небе твоем пресветлом.
 Небу нету конца. Но и любви конца нет.
 Пусть все то, что тогда было таким несметным:
 ложь ее и любовь — пусть все бессмертным станет!
 Ибо ее душа — только мой крик утихнет —
 тело оставит вмиг — песня звучит все глуше.
 Пусть же за смертью плоть душу свою настигнет:
 я обессмерчу плоть — ты обессмертил душу!
13
Пусть же, жизнь обогнав, с нежностью песня тронет
 смертный ее порог — с лаской, но столь же мнимо,
 и как ласточка лист, сорванный лист обгонит
 и помчится во тьму, ветром ночным гонима.
 Нет, листва, не проси даже у птиц предательств!
 Песня, как ни звонка, глуше, чем крик от горя.
 Пусть она, как река, этот ‘листок’ подхватит
 и понесет с собой, дальше от смерти, в море.
14
Что ж мы смертью зовем. То, чему нет возврата!
 Это бессилье душ — нужен ли лучший признак!
 Целой жизни во тьму бегство, уход, утрата…
 Нет, еще нет могил! Но уж бушует призрак!
 Что уж дальше! Смерть! Лучшим смертям на зависть!
 Всем сиротствам урок: горе одно, без отчеств.
 Больше смерти: в руке вместо запястья — запись.
 Памятник нам двоим, жизни ушедшей — почесть!
15
Отче, прости сей стон. Это все рана. Боль же
 не заглушить ничем. Дух не властен над нею.
 Боже, чем больше мир, тем и страданье больше,
 дольше — изгнанье, вдох — глубже! о нет — больнее!
 Жизнь, словно крик ворон, бьющий крылом окрестность,
 поиск скрывшихся мест в милых сердцах с успехом.
 Жизнь — возвращенье слов, для повторенья местность
 и на горчайший зов — все же ответ: хоть эхом.
16
Где же искать твои слезы, уста, объятья?
 В дом безвестный внесла? В черной земле зарыла?
 Как велик этот край? Или не больше платья?
 Платьица твоего? Может быть, им прикрыла?
 Где они все? Где я? — Здесь я, в снегу, как стебель
 горло кверху тяну. Слезы глаза мне застят.
 Где они все? В земле? В море? В огне? Не в небе ль?
 Корнем в сумрак стучу. Здесь я, в снегу, как заступ.
17
Боже зимних небес, Отче звезды горящей,
 словно ее костер в черном ночном просторе!
 В сердце бедном моем, словно рассвет на чащу,
 горе кричит на страсть, ужас кричит на горе.
 Не оставляй меня! Ибо земля — все шире…
 Правды своей не прячь! Кто я? — пришел — исчезну.
 Не оставляй меня! Странник я в этом мире.
 Дай мне в могилу пасть, а не сорваться в бездну.
18
Боже! Что она жжет в этом костре? Не знаю.
 Прежде, чем я дойду, может звезда остынуть.
 Будто твоя любовь, как и любовь земная,
 может уйти во тьму, может меня покинуть.
 Отче! Правды не прячь! Сим потрясен разрывом,
 разум готов нырнуть в пение правды нервной:
 Божья любовь с земной — как океан с приливом:
 бегство во тьму второй — знак отступленья первой!
19
Кончено. Смерть! Отлив! Вспять уползает лента!
 Пена в сером песке сохнет — быстрей чем жалость!
 Что же я? Брег пустой? Черный край континента?
 Боже, нет! Материк! Дном под ним продолжаюсь!
 Только трудно дышать. Зыблется свет неверный.
 Вместо неба и птиц — море и рыб беззубье.
 Давит сверху вода — словно ответ безмерный —
 и убыстряет бег сердца к ядру: в безумье.
20
Боже зимних небес. Отче звезды над полем.
 Казни я не страшусь, как ни страшна разверстость
 сей безграничной тьмы; тяжести дна над морем:
 ибо я сам — любовь. Ибо я сам — поверхность!
 Не оставляй меня! Ты меня не оставишь!
 Ибо моя душа — вся эта местность божья.
 Отче! Каждая страсть, коей меня пытаешь,
 душу мою, меня — вдаль разгоняет больше.
21
Отче зимних небес, давший безмерность муки
 вдруг прибавить к любви; к шири еЈ несметной,
 дай мне припасть к земле, дай мне раскинуть руки,
 чтобы пальцы мои свесились в сумрак смертный.
 Пусть это будет крест: горе сильней, чем доблесть!
 Дай мне объятья, нет, дай мне лишь взор насытить.
 Дай мне пропеть о той, чей уходящий образ
 дал мне здесь, на земле, ближе Тебя увидеть!
22
Не оставляй ее! Сбей с ее крыльев наледь!
 Боже, продли ей жизнь, если не сроком — местом.
 Ибо она как та птица, что гнезд не знает,
 но высоко летит к ясным холмам небесным.
 Дай же мне сил вселить смятый клочок бумажный
 в души, чьих тел еще в мире нигде не встретить.
 Ибо, если следить этот полет бесстрашный,
 можно внезапно твой, дальний твой край заметить!
23
Выше, выше… простясь… с небом в ночных удушьях…
 выше, выше… прощай… пламя, сжегшее правду…
 Пусть же песня совьет… гнезда в сердцах грядущих…
 выше, выше… не взмыть… в этот край астронавту…
 Дай же людским устам… свистом… из неба вызвать…
 это сиянье глаз… голос… Любовь, как чаша…
 с вечно живой водой… ждет ли она: что брызнуть…
 долго ли ждать… ответь… Ждать… до смертного часа…
24
Карр! чивичи-ли-карр! Карр, чивичи-ли… струи
 снега ли… карр, чиви… Карр, чивичи-ли… ветер…
 Карр, чивичи-ли, карр… Карр, чивичи-ли… фьюи…
 Карр, чивичи-ли, карр. Каррр… Чечевицу видел?
 Карр, чивичи-ли, карр… Карр, чивичири, чири…
 Спать пора, спать пора… Карр, чивичи-ри, фьере!
 Карр, чивичи-ри, каррр… фьюри, фьюри, фьюири.
 Карр, чивичи-ри, карр! Карр, чивиче… чивере.

