Трибун на цоколе безумца не напоит.
 Не крикнут ласточки средь каменной листвы.
 И вдруг доносится, как смутный гул прибоя,
 Дыхание далекой и живой Москвы.
 Всем пасынкам земли знаком и вчуже дорог
 (Любуются на улиц легкие стежки) —
 Он для меня был нежным детством, этот город,
 Его Садовые и первые снежки.
 Дома кочуют. Выйдешь утром, а Тверская
 Свернула за угол. Мостов к прыжку разбег.
 На реку корабли высокие спускают,
 И, как покойника, сжигают ночью снег.
 Иду по улицам, и прошлого не жалко.
 Ни сверстников, ни площади не узнаю.
 Вот только слушаю все ту же речь с развалкой
 И улыбаюсь старожилу-воробью.
 Сердец кипенье: город взрезан, взорван, вскопан,
 А судьбы сыплются меж пальцев, как песок.
 И, слыша этот шум, покорно ночь Европы
 Из рук роняет шерсти золотой моток.
Илья Эренбург — Говорит Москва: Стих
> 


 (1 оценок, среднее: 4,00 из 5)
 (1 оценок, среднее: 4,00 из 5)