Гордячек видел — гордых не встречал,
Усмешкой на улыбку отвечал, —
И вот сижу,
былое ворошу,
Слова стихов шепчу карандашу,
По чердакам,
незримы и легки,
Налётчиками ходят сквозняки;
И осень под окном шуршит, шуршит —
Листву свою, как память, ворошит.
Над мокрым лугом чибисы кричат,
Расхлябанные ходики стучат,
В лесных озёрах чёрная вода,
Тяжёлая, как чёрная слюда.
Всё спрашивают чибисы:
«Вы чьи —
Набухшие осенние ручьи?
Вы чьи, стога, на выжженной стерне?
Вы чьи, следы,
от стёжки в стороне?»
***
Походкой плавной
около окна
Прошла недавно гордая одна.
Она ничья.
Она уже не ждёт.
В её ночах осенний дождь идёт,
И жизнь идёт,
И всё идёт к концу —
Лишь мелкие росинки по лицу,
Уменье ждать — наука из наук,
Когда работа валится из рук,
А в поле — рвань старушечьих платков
И явная нехватка мужиков.
Так все живут.
До гордости ли тут?
Замужество — иди, пока берут,
Супружество — покорно выноси,
За мужество награды не проси.
Не дождалась.
Ей двадцать девять лет, —
Дожди и грязь,
Сошёлся клином свет.
Сегодня,
Безразлична и легка,
Она ко мне придёт наверняка.
И скажет:
«Освети, интеллигент,
Текущий, протекающий момент.
Дай что-нибудь такое — для души…
И лампу поскорее потуши».
Я помолчу,
Потом стихи прочту,
Наворочу
про славу, про мечту,
Проговорим
до синего утра —
Глядишь, проймёт
до самого нутра.
Всё это так —
И всё-таки не так:
Я наконец
попался, как простак,
И до меня неумного дошло,
Что быть самим собою тяжело,
Редеет ночь,
К заборам жмётся тень,
Зачем толочь
всю эту дребедень?
Ведь, расставаясь
посреди двора,
Одно услышу:
«Все вы — мастера!..»
На сквозняках.
Вся жизнь на сквозняках!
Румянец на истаявших щеках.
Звучат в подойник
струйки молока —
Повойник белый
на два узелка.
