А если я себе позволю,
 Дав ямбу пламенному волю,
 Тряхнуть прекрасной стариной
 И, вдохновляемый весной,
 Спою поэму на отличье,
 В которой будет пенье птичье,
 Призывотрели соловьев
 И воды рек, и сень лесов,
 И голубые лимузины,
 И эксцентричные кузины,
 И остро-пряный ассонанс,
 И элегантный Гюисманс,
 И современные-грезэрки,
 Заполнившие этажерки
 Томами сладостных поэз,
 Блестящими, как полонез,
 И просто девственные дамы,
 Себе построившие храмы
 В сердцах совсем чужих мужей,
 Забывшие своих детей,
 Своих супругов — из-за скуки;
 И тут же Скрябинские звуки, —
 Поэма, полная огня, —
 И жалопчелье златодня,
 И сумасшествие Берлина,
 И мудрость английского сплина,
 И соком блещущий гранат,
 Эолпиано Боронат
 И с ней снегурочность Липковской,
 И Брюсов, «президент московский»,
 И ядовитый Сологуб
 С томящим нервы соло губ,
 Воспевших жуткую Ортруду,
 И графоманы, отовсюду
 В журналы шлющие стихи,
 В которых злющие грехи,
 И некий гувернер недетский
 Адам Акмеич Городецкий,
 Известный апломбист «Речи»,
 Бездарь во всем, что ни строчи,
 И тут же публикой облапен,
 Великий «грубиян» Шаляпин
 И конкурент всех соловьев
 И Собинова — сам Смирнов,
 И парень этакий-таковский
 Смышленый малый Маяковский,
 Сумевший кофтой (цвет танго!)
 Наделать бум из ничего.
 И лев журналов, шик для Пензы,
 Работник честный Митя Цензор,
 Кумир модисток и портних,
 Блудливый взор, блудливый стих…
 . . . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . . .
 И свита баб Иллиодора,
 Сплошной нелепицы и вздора,
 И, наконец, само Танго —
 «Бери ее! бери ero!..»
 Мой пылкий ямб достиг галопа
 И скачет, точно антилопа,
 Но я боюсь его загнать:
 Вдруг пригодится мне, как знать!
 Уж лучше я его взнуздаю
 И дам погарцовать по маю:
 Иди, пленяй собой луга…
 А там — ударим на врага!
Игорь Северянин — Поэма беспоэмия: Стих
> 

