1
 Мечты о дальнем чуждом юге…
 Прощай, осенний ряд щетин:
 Под музыку уходит «Rugen»
 Из бухты ревельской в Штеттин.
 Живем мы в опытовом веке,
 В переоценочном, и вот —
 Взамен кабин, на zwischen-deck’e
 Дано нам плыть по глади вод…
 Пусть в первом классе спекулянты,
 Пусть эмигранты во втором, —
 Для нас же места нет: таланты
 Пусть в трюме грязном и сыром…
 На наше счастье лейтенанты
 Под старость любят строить дом,
 Меняя шаткую стихию
 На неподвижный материк, —
 И вот за взятку я проник
 В отдельную каюту, Тию
 Щебечет, как веселый чиж
 И кувыркается, как мышь…
 Она довольна и иронит:
 «Мы — как банкиры, как дельцы,
 Почтеннейшие подлецы…
 Скажи, нас здесь никто не тронет?»
 Я твердо отвечаю: «Нет»,
 И мы, смеясь, идем в буфет.
 Садимся к столику и в карту
 Мы погружаем аппетит.
 В мечтах скользят сквозь дымку Tartu
 И Tal1inn с Rakvere. Петит
 Под аппетитным прейс-курантом
 Смущает что-то нас: «В буфет
 Вступая, предъявлять билет».
 В переговоры с лейтенантом
 Вступаю я опять, и нам
 В каюту есть дают: скотам
 И zwischen-deck’цам к спекулянтам
 Вход воспрещен: ведь люди там,
 А мы лишь выползки из трюма…
 На море смотрим мы угрюмо,
 Сосредоточенно жуем,
 Вдруг разражаясь иронизой
 Над веком, денежным подлизой,
 И символически плюем
 В лицо разнузданного века,
 Оскотившего человека!..
2
 Октябрьский полдень. Полный штиль.
 При двадцатиузловом ходе
 Плывем на белом пароходе.
 Направо Готланд. Острый шпиль
 Над старой киркой. Крылья мельниц
 И Висби, Висби вдалеке!..
 По палубе несется кельнер
 С бутылкой Rheingold’a в руке.
 За пароходом вьются чайки,
 Ловя бросаемый им хлеб,
 И некоторые всезнайки
 Уж знают (хоть узнать им где б?),
 Что «гений Игорь-Северянин,
 В Штеттин плывущий, нa борту».
 Все смотрят: где он? Вот крестьянин,
 Вот финн с сигарою во рту,
 Вот златозубая банкирша,
 Что с вершей смешивает виршу,
 Вот клетчатый и бритый бритт.
 Где я — никто не говорит,
 А только ищет. Я же в куртке
 Своей рыбачьей, воротник
 Подняв, стремлю чрез борт окурки,
 Обдумывая свой дневник.
 Луч солнца матово-опалов,
 И дым из труб, что льнет к волне,
 На фоне солнца, в пелене
 Из бронзы. «RЬ gen» без причалов
 Идет на Сванемюнде. В шесть
 Утра войдем мы в Одер: есть
 Еще нам время для прогулок
 По палубам. Как дико гулок
 Басящий «RЬ gen»’a гудок!
 Лунеет ночь. За дальним Висби
 Темнеет берега клочок:
 Уж не Миррэлия ль? Ах, в высь бы
 Подняться чайкой — обозреть
 Окрестности: так грустно ведь
 Без сказочной страны на свете!..
 Вот шведы расставляют сети.
 Повисли шлюпок паруса.
 Я различаю голоса.
 Лунеет ночь. И на востоке
 Броженье света и теней.
 И ночь почти уж на истеке.
 Жена устала. Нежно к ней
 Я обращаюсь, и в каюту
 Уходим мы, спустя минуту.
3
 Сырой рассвет. Еще темно.
 В огнях зеленость, алость, белость.
 Идем проливом. Моря целость
 Уже нарушена давно.
 Гудок. Ход тише. И машины
 Застопорены вдруг. Из мглы
 Подходит катер. Взор мышиный
 Из-под очков во все углы.
 То докторский осмотр. Все классы
 Попрошены наверх. Матрос,
 Сзывавший нас, ушел на нос.
 И вот пред доктором все расы
 Продефилировали. Он
 И капитан со всех сторон
 Осматривают пассажиров,
 Ища на их пальто чумы,
 Проказы или тифа… Мы,
 Себе могилы в мыслях вырыв,
 Трепещем пред обзором… Но
 Найти недуги мудрено
 Сквозь платье, и пальто, и брюки…
 Врач, заложив за спину руки,
 Решает, морща лоб тупой,
 Что все здоровы, и толпой
 Расходимся все по каютам.
 А врач, свиваясь жутким спрутом,
 Спускается по трапу вниз,
 И вот над катером повис.
 Отходит катер. Застучали
 Машины. Взвизгнув, якоря
 Втянулись в гнезда. И в печали
 Встает октябрьская заря.
 А вот и Одэр, тихий, бурый,
 И топь промозглых берегов…
 Итак, в страну былых врагов
 Попали мы. Как бриттам буры,
 Так немцы нам… Мы два часа
 Плывем по гниловатым волнам,
 Haiu пароход стремится «полным».
 Вокруг убогая краса
 Германии почти несносна.
 И я, поднявши паруса
 Миррэльских грез, — пусть переносно! —
 Плыву в Эстонию свою,
 Где в еловой прохладе Тойла,
 И отвратительное пойло —
 Коньяк немецкий — с грустью пью.
 Одна из сумрачных махин
 На нас ползет, и вдруг нарядно
 Проходит мимо «Ариадна».
 Два поворота, и — Штеттин.

