1
 Над Балтикой зеленоводной
 Завила пена серпантин:
 О, это «Regen» быстроходный
 Опять влечет меня в Штеттин!
 Я в море вслушиваюсь чутко,
 Безвестности грядущей рад…
 А рядом, точно незабудка
 Лазоревый ласкает взгляд.
 Знакомец старый — Висби — вправо.
 Два года были или нет?
 И вот капризно шлет мне Слава
 Фатаморгановый привет.
 Неизмеримый взор подругин
 В глаза впивается тепло,
 И басом уверяет «Regen»,
 Что впереди у нас светло!
 Пароход «Regen»
 14 авг. 1924 г.
 2
 Подобна улица долине.
 В корзине каждой, как в гнезде,
 Повсюду персики в Берлине,
 В Берлине персики везде!
 Витрины все и перекрестки
 В вишнево-палевых тонах.
 Берлин и персик! вы ль не тезки,
 Ты, нувориш, и ты, монах?…
 Асфальтом зелень опечалив,
 Берлин сигарами пропах…
 А бархат персиковый палев,
 И персики у всех в устах!
 И чувства более высоки,
 И даже дым, сигарный дым,
 Тех фруктов впитывая соки,
 Проникся чем-то молодым!
 Я мог бы сделать много версий,
 Но ограничусь лишь одной:
 Благоухает волей персик
 Над всей неволей площадной!
 Берлин
 23 авг. 1924 г.
 3
 Еще каких-нибудь пять станций,
 И, спрятав паспорт, как девиз,
 Въезжаем в вольный город Данциг,
 Где нет ни армии, ни виз!
 Оттуда, меньше получаса,
 Где палевеет зыбкий пляж,
 Курорта тонкая гримаса —
 Костюмированный голяш…
 Сквозь пыльных листьев блеклый шепот
 Вульгарничает казино —
 То не твое ли сердце, Цоппот,
 Копьем наживы пронзено?
 И топчет милые аллейки
 Твои международный пшют.
 Звучат дождинки, как жалейки,
 И мокрый франт смешон, как шут…
 Цоппот
 5 сент. 1924 г.
 4
 Пойдем на улицу Шопена, —
 О ней я грезил по годам…
 Заметь: повеяла вервэна
 От мимо проходящих дам…
 Мы в романтическом романе?
 Растет иль кажется нам куст?…
 И наяву ль проходит пани
 С презрительным рисунком уст?…
 Благоговейною походкой
 С тобой идем, как не идем…
 Мелодий дымка стала четкой,
 И сквозь нее мы видим дом,
 Где вспыхнут буквы золотые
 На белом мраморе: «Здесь жил,
 Кто ноты золотом литые
 В сейф славы Польши положил».
 Обман мечты! здесь нет Шопена,
 Как нет его квартиры стен,
 В которых, — там, у гобелена, —
 Почудился бы нам Шопен!..
 Варшава
 1924 г.
 5
 Уже Сентябрь над Новым Светом
 Позолотил свой синий газ,
 И фешенебельным каретам
 Отрадно мчаться всем зараз…
 Дань отдаем соблазнам стольким,
 Что вскоре раздадим всю дань…
 Глаза скользят по встречным полькам,
 И всюду — шик, куда ни глянь!
 Они проходят в черных тальмах
 И гофрированных боа.
 Их стройность говорит о пальмах
 Там где-нибудь на Самоа…
 Они — как персики с крюшоном:
 Ледок, и аромат, и сласть.
 И в языке их притушенном
 Такая сдержанная страсть…
 Изысканный шедевр Guerlain’a —
 Вервэна — в воздухе плывет
 И, как поэзия Верлэна,
 В сердцах растапливает лед.
 Идем назад по Маршалковской,
 Что солнышком накалена,
 Заходим на часок к Липковской:
 Она два дня уже больна.
 Мы — в расфуфыренном отэле,
 Где в коридорах полумгла.
 Снегурочка лежит в постели
 И лишь полнеет от тепла…
 Лик героини Офенбаха
 Нам улыбается в мехах,
 И я на пуф сажусь с размаха,
 Стоящий у нее в ногах.
 И увлечен рассказом близким
 О пальмах, море и сельце,
 Любуюсь зноем австралийским
 В игрушечном ее лице…
Игорь Северянин — Дорожные импровизации: Стих
> 

