…кого-то подковали не того
Вчерашнюю отжив судьбу свою,
 нисколько не жалея о пропаже,
 сейчас перед сегодняшней стою —
 нелепый, как монах на женском пляже.
Декарт существовал, поскольку мыслил,
 умея средства к жизни добывать,
 а я хотя и мыслю в этом смысле,
 но этим не могу существовать.
Я пить могу в любом подвале,
 за ночью ночь могу я пить,
 когда б в уплату принимали
 мою готовность заплатить.
Главное в питье — эффект начала,
 надо по нему соображать:
 если после первой полегчало —
 значит, можно смело продолжать.
Вчера я пил на склоне дня
 среди седых мужей науки;
 когда б там не было меня,
 то я бы умер там со скуки.
Ценя гармонию в природе
 (а морда пьяная — погана),
 ко мне умеренность приходит
 в районе третьего стакана.
Кофейным запахом пригреты,
 всегда со мной теперь с утра
 сидят до первой сигареты
 две дуры — вялость и хандра.
С людьми я избегаю откровений,
 не делаю для близости ни шага,
 распахнута для всех прикосновений
 одна лишь туалетная бумага.
И я носил венец терновый
 и был отъявленным красавцем,
 но я, готовясь к жизни новой,
 постриг его в супы мерзавцам.
Я учился часто и легко,
 я любого знания глоток
 впитывал настолько глубоко,
 что уже найти его не мог.
Увы, не стану я богаче
 и не скоплю ни малой малости,
 Бог ловит блох моей удачи
 и ногтем щелкает без жалости.
От боязни пути коллективного
 я из чувства почти инстинктивного
 рассуждаю всегда от противного
 и порою — от очень противного.
Сижу с утра до вечера
 с понурой головой:
 совсем нести мне нечего
 на рынок мировой.
Полным неудачником я не был,
 сдобрен только горечью мой мед;
 даже если деньги кинут с неба,
 мне монета шишку нашибет.
Вон живет он, люди часто врут,
 все святыни хая и хуля,
 а меж тем я чист, как изумруд,
 и в душе святого — до хуя.
Единство вкуса, запаха и цвета
 в гармонии с блаженством интеллекта
 являет нам тарелка винегрета,
 бутылкой довершаясь до комплекта.
Болезни, полные коварства,
 я сам лечу, как понимаю:
 мне помогают все лекарства,
 которых я не принимаю.
Заметен издали дурак,
 хоть облачись он даже в тогу:
 ходил бы я, надевши фрак,
 в сандалиях на босу ногу.
И вкривь и вкось, и так и сяк
 идут дела мои блестяще,
 а вовсе наперекосяк
 они идут гораздо чаще.
Я жил хотя довольно бестолково,
 но в мире не умножил боль и злобу,
 я золото в том лучшем смысле слова,
 что некуда уже поставить пробу.
3а лютой деловой людской рекой
 с холодным наблюдаю восхищением;
 у замыслов моих размах такой,
 что глупо опошлять их воплощением.
В шумихе жизненного пира
 чужой не знавшая руки,
 моя участвовала лира
 всем дирижерам вопреки.
В нашем доме выпивают и поют,
 всем уставшим тут гульба и перекур,
 денег тоже в доме — куры не клюют,
 ибо в доме нашем денег нет на кур.
Душевным пенится вином
 и служит жизненным оплотом
 святой восторг своим умом,
 от Бога данный идиотам.
Высокое, разумное, могучее
 для пьянства я имею основание:
 при каждом подвернувшемся мне случае
 я праздную свое существование.
Я все хочу успеть за срок земной,
 живу, тоску по времени тая:
 вон женщина обласкана не мной,
 а вон из бочки пиво пью не я.
Из деятелей самых разноликих,
 чей лик запечатлен в миниатюрах,
 люблю я видеть образы великих
 на крупных по возможности купюрах.
Есть ответ у любого вопроса,
 только надо гоняться за зайцем,
 много мыслей я вынул из носа,
 размышляя задумчивым пальцем.
Я к мысли глубокой пришел:
 на свете такая эпоха,
 что может быть все хорошо,
 а может быть все очень плохо.
Быть выше, чище и блюсти
 меня зовут со всех сторон;
 таким я. Господи прости,
 и стану после похорон.
Я нелеп, недалек, бестолков,
 да еще полыхаю, как пламя;
 если выстроить всех мудаков,
 мне б, наверно, доверили знамя.

