… ни с кем ей долго не лежится
Я охладел к научным книжкам
 не потому, что стал ленив;
 ученья корень горек слишком,
 а плод, как правило, червив.
Вырастили вместе свет и мрак
 атомного взрыва шампиньон.
 Богу сатана совсем не враг,
 а соавтор, друг и компаньон.
В цинично-ханжеском столетии
 на всем цена и всюду сцена.
 Но дом. Но женщина. Но дети.
 Но запах сохнущего сена.
Глубокая видна в природе связь,
 основанная Божьей бухгалтерией:
 материя от мысли родилась,
 а мысль — от спекуляции материей.
Толпа естествоиспытателей
 на тайны жизни пялит взоры,
 а жизнь их шлет к ебене матери
 сквозь их могучие приборы.
Дай голой правды нам, и только!
 Нагую истину, да-да!
 Но обе женщины, поскольку
 нагие лучше не всегда.
По будущему мысленно скитаясь
 и дали различая понемногу,
 я вижу, как старательный китаец
 для негра ставит в Туле синагогу.
Как сдоба пышет злоба дня,
 и нет ее прекрасней;
 а год спустя глядишь — херня,
 притом на постном масле.
Очень дальняя дорога всех равняет
 без различия:
 как бердичевцам до Бога,
 так и Богу до Бердичева.
устарел язык Эзопа,
 стал прозрачен, как струя,
 отовсюду светит зопа,
 и не скроешь ни фуя.
В духовной жизни я корыстен
 и весь пронизан этим чувством:
 всегда из двух возможных истин
 влекусь я к той, что лучше бюстом.
Бежишь, почти что настигая,
 пыхтишь в одежде лет и знаний,
 хохочет истина нагая,
 колыша смехом облик задний.
Наш ум и задница — товарищи,
 хоть их союз не симметричен:
 талант нуждается в седалище, а
 жопе разум безразличен.
Два смысла в жизни — внутренний и внешний;
 у внешнего — дела, семья, успех,
 а внутренний — неясный и нездешний —
 в ответственности каждого за всех.
Подлинное чувство лаконично,
 как пургой обветрившийся куст,
 истинная страсть косноязычна,
 и в постели жалок златоуст.
Наука в нас изменит все, что нужно,
 и всех у совершенствует вполне,
 мы станем добродетельно и дружно
 блаженствовать — как мухи на гавне.
Вновь закат разметался пожаром —
 это ангел на Божьем дворе
 жжет охапку дневных наших жалоб.
 А ночные он жжет на заре.
Растут познания ступени,
 и есть на каждой, как всегда,
 и вечных двигателей тени,
 и призрак Вечного Жида.
Науку развивая, мы спешим
 к сиянию таких ее вершин,
 что дряхлый мой сосед-гермафродит
 на днях себе такого же родит.
В толпе прельстительных идей и чистых
 мыслей благородных
 полно пленительных блядей,
 легко доступных, но бесплодных.
Найдя предлог для диалога:
 «Как ты сварил такой бульон?» —
 спрошу я вежливо у Бога.
 «По пьянке», — грустно скажет Он.

