…её порывы — рукотворны
Мы всякой власти бесполезны,
 и не сильны в карьерных трюках,
 поскольку маршальские жезлы
 не в рюкзаках у нас, а в брюках.
Не раз и я, в объятьях дев
 легко входя во вдохновение,
 от наслажденья обалдев,
 остановить хотел мгновение.
А возгораясь по ошибке,
 я погасал быстрее спички:
 то были постные те рыбки,
 то слишком шустрые те птички.
Я никак не пойму, отчего
 так я к женщинам пагубно слаб;
 может быть, из ребра моего
 было сделано несколько баб?
Душа смиряет в теле смуты,
 бродя подобно пастуху,
 а в наши лучшие минуты
 душа находится в паху.
Мы когда крутили шуры-муры
 с девками такого же запала,
 в ужасе шарахались амуры,
 луки оставляя где попало.
Пока я сплю, не спит мой друг,
 уходит он к одной пастушке,
 чтоб навестить пастушкин луг,
 покуда спят ее подружки.
Всегда ланиты, перси и уста
 описывали страстные поэты,
 но столь же восхитительны места,
 которые доселе не воспеты.
Из наук, несомненно благих
 для юнцов и для старцев согбенных
 безусловно полезней других
 география зон эрогенных.
Достану чистые трусы,
 надену свежую рубашку,
 приглажу щеточкой усы
 и навещу свою милашку.
Погрязши в низких наслаждениях,
 их аналитик и рапсод,
 я достигал в моих падениях
 весьма заоблачных высот.
Вот идеал моей идиллии:
 вкусивши хмеля благодать
 и лежа возле нежной лилии,
 шмелей лениво обсуждать.
Я женских слов люблю родник
 и женских мыслей хороводы,
 поскольку мы умны от книг,
 а бабы — прямо от природы.
Без вакханалий, безобразий
 и не в урон друзьям-товарищам
 мои цветы не сохли в вазе,
 а раздавались всем желающим.
Всем дамам нужен макияж
 для торжества над мужиками:
 мужчина, впавший в охуяж,
 берется голыми руками.
Я близок был с одной вдовой,
 в любви достигшей совершенства,
 и будь супруг ее живой,
 он дал бы дуба от блаженства.
Не знаю слаще я мороки
 среди морок житейских прочих,
 чем брать любовные уроки у дам,
 к учительству охочих.
Являют умственную прыть
 пускай мужчины-балагуры,
 а бабе ум полезней скрыть —
 он отвлекает от фигуры.
Даму обольстить не мудрено,
 даме очень лестно обольщение,
 даму опьяняет, как вино,
 дамой этой наше восхищение.
Соблазнам не умея возражать,
 я все же твердой линии держусь:
 греха мне все равно не избежать,
 так я им заодно и наслажусь.
Хоть не был я возвышенной натурой,
 но духа своего не укрощал
 и девушек, ушибленных культурой,
 к живой и свежей жизни обращал.
Одна воздержанная дама
 весьма сухого поведения
 детей хотела так упрямо,
 что родила от сновидения.
Любой альков и будуар,
 имея тайны и секреты,
 приносит в наш репертуар
 иные па и пируэты.
Те дамы не просто сидят —
 умыты, завиты, наряжены, —
 а внутренним взором глядят
 в чужие замочные скважины.
Когда земля однажды треснула,
 сошлись в тот вечер Оля с Витей;
 бывает польза интересная
 от незначительных событий.
Бросает лампа нежный свет
 на женских блуз узор,
 и фантики чужих конфет
 ласкают чуткий взор.
У видев девку, малой толики
 не ощущаю я стыда,
 что много прежде мысли — стоит ли? —
 я твердо чувствую, что да.
Важна любовь, а так ли, сяк ли —
 хорош любой любовный танец;
 покуда силы не иссякли,
 я сам изрядный лесбиянец.
Любил я сесть в чужие сани,
 когда гулякой был отпетым;
 они всегда следили сами,
 чтобы ямщик не знал об этом.
Легко мужчинами владея,
 их так умела привечать,
 что эллина от иудея
 не поспевала отличать.
Хватает на бутыль и на еду,
 но нету на оплату нежных дам,
 и если я какую в долг найду,
 то честно с первой пенсии отдам.
Хвала и слава лилиям и розам,
 я век мой пережил под их наркозом.
К любви не надо торопиться,
 она сама придет к вам, детки,
 любовь нечаянна, как птица,
 на папу капнувшая с ветки.
Милый спать со мной не хочет,
 а в тетрадку ночь и день
 самодеятельно строчит
 поебень и хуетень.
Весьма заботясь о контрасте
 и относясь к нему с почтением,
 перемежал я пламя страсти
 раздумьем, выпивкой и чтением.
В тихой смиреннице каждой,
 в робкой застенчивой лапушке
 могут проснуться однажды
 блядские гены прабабушки.
Бес любит юных дам подзуживать
 упасть во грех, и те во мраке
 вдруг начинают обнаруживать
 везде фаллические знаки.
Когда Господь, весы колебля,
 куда что класть негромко скажет,
 уверен я, что наша ебля
 на чашу праведности ляжет.
С возрастом острей мужицкий глаз,
 жарче и сочней души котлета,
 ибо ранней осенью у нас,
 как у всей природы — бабье лето.
Ромашки, незабудки и гортензии
 различного строенья и окраски
 усиливают с возрастом претензии
 на наши садоводческие ласки.
Это грешно звучит и печально,
 но решил я давно для себя:
 лучше трахнуть кого-то случайно,
 чем не мочь это делать, любя.
3а повадку не сдаваться
 и держать лицо при этом
 дамы любят покрываться
 королем, а не валетом.
Я красоту в житейской хляби
 ловлю глазами почитателя:
 беременность в хорошей бабе
 видна задолго до зачатия.
А жалко, что незыблема граница,
 положенная силам и годам,
 я б мог еще помочь осуществиться
 мечте довольно многих юных дам.
Мы судим о деве снаружи —
 по стану, лицу и сноровке,
 но в самой из них неуклюжей
 не дремлет капкан мужеловки.
Да, в небесах заключается брак,
 там есть у многих таинственный враг.
Бог чувствует, наверно, боль и грусть,
 когда мы в суете настолько тонем,
 что женщину ласкаем наизусть,
 о чем-то размышляя постороннем.
Мне кажется, былые потаскушки,
 знававшие катанье на гнедых,
 в года, когда они уже старушки,
 с надменностью глядят на молодых.
Творца, живущего вдали,
 хотел бы я предупредить:
 мы стольких дам недоебли,
 что смерти стоит погодить.
Я в разных почвах семя сеял:
 духовной, плотской, днем и ночью,
 но, став по старости рассеян,
 я начал часто путать почву.
Я прежний сохранил в себе задор,
 хотя уже в нем нет былого смысла,
 поэтому я с некоторых пор
 подмигиваю девкам бескорыстно.
С годами стали круче лестницы
 и резко слепнет женский глаз:
 когда-то зоркие прелестницы
 теперь в упор не видят нас.
А бывает, что в сумрак осенний
 в тучах луч означается хрупкий,
 и живительный ветер весенний
 задувает в сердца и под юбки.
Что к живописи слеп, а к музыке я глух —
 уже невосполнимая утрата,
 зато я знаю несколько старух
 с отменными фигурами когда-то.
Логической мысли забавная нить
 столетия вьется повсюду:
 поскольку мужчина не может родить,
 то женщина моет посуду.
Зря вы мнетесь, девушки,
 грех меня беречь,
 есть еще у дедушки
 чем кого развлечь.
Зря жены квохчут оголтело,
 что мы у девок спим в истоме,
 у нас блаженствует лишь тело,
 а разум — думает о доме.
Ты жуткий зануда, дружок,
 но я на тебя не в обиде,
 кусая тайком пирожок,
 какого ты сроду не видел.
Внутри семейного узла
 в период ссор и междометий
 всегда легко найти козла,
 который в этой паре третий.
Настолько в детях мало толка,
 что я, признаться, даже рад,
 что больше копий не нащелкал
 мой множительный аппарат.
Куда ни дернешься — повсюду
 в туман забот погружена,
 лаская взорами посуду,
 вокруг тебя сидит жена.
Глаз людской куда ни глянет,
 сохнут бабы от тоски,
 что любовь мужская вянет
 и теряет лепестки.
Послушно соглашаюсь я с женой,
 хотя я совершенно не уверен, что конь,
 пускай изрядно пожилой,
 уже обязан тихим быть, как мерин.
Когда у нас рассудок, дух и честь
 находятся в согласии и мире,
 еще у двоеженца радость есть от мысли,
 что не три и не четыре.
Да, я бывал и груб и зол,
 однако помяну,
 что я за целый век извел
 всего одну жену.

