…где антракты немаловажнее, чем акты
Один поэт имел предмет,
 которым злоупотребляя,
 устройство это свел на нет,
 прощай, любовь в начале мая!
Ни в мире нет несовершенства,
 ни в мироздании — секрета,
 когда, распластанных в блаженстве,
 нас освещает сигарета.
Красоток я любил не очень,
 и не по скудости деньжат:
 красоток даже среди ночи
 волнует, как они лежат.
Что значат слезы и слова,
 когда приходит искушение?
 Чем безутешнее вдова,
 тем сладострастней утешение.
Когда врагов утешат слухом,
 что я закопан в тесном склепе,
 то кто поверит ста старухам,
 что я бывал великолепен?
В любые века и эпохи,
 покой на земле или битва,
 любви раскаленные вздохи —
 нужнейшая Богу молитва.
Миллионер и голодранец
 равны становятся, как братья,
 танцуя лучший в мире танец
 без света, музыки и платья.
От одиночества философ,
 я стать мыслителем хотел,
 но охладел, нашедши способ
 сношенья душ посредством тел.
Грешнейший грех — боязнь греха,
 пока здоров и жив;
 а как посыплется труха,
 запишемся в ханжи.
Лучше нет на свете дела,
 чем плодить живую плоть;
 наше дело — сделать тело,
 а душой — снабдит Господь.
Учение Эйнштейна несомненно;
 особенно по вкусу мне пришлось,
 что с кучей баб я сплю одновременно,
 и только лишь пространственно — поврозь.
Я — лишь искатель приключений,
 а вы — распутная мадам;
 я узел завяжу на члене,
 чтоб не забыть отдаться вам.
Летят столетья, дымят пожары,
 но неизменно под лунным светом
 упругий Карл у гибкой Клары
 крадет кораллы своим кларнетом.
Не нажив ни славы, ни пиастров,
 промотал я лучшие из лет,
 выводя девиц-энтузиасток
 из полуподвала в полусвет.
Мы были тощие повесы,
 ходили в свитерах заношенных,
 и самолучшие принцессы
 валялись с нами на горошинах.
Сегодня ценят мужики
 уют, покой и нужники;
 и бабы возжигают сами
 на этом студне хладный пламень.
Теперь другие, кто помоложе,
 тревожат ночи кобельим лаем,
 а мы настолько уже не можем,
 что даже просто не желаем.
В лета, когда упруг и крепок,
 исполнен силы и кудрей,
 грешнейший грех — не дергать репок
 из грядок и оранжерей.
По весне распустились сады,
 и еще лепестки не опали,
 как уже завязались плоды
 у девиц, что в саду побывали.
Многие запреты — атрибут
 зла, в мораль веков переодетого:
 благо, а не грех, когда ебут
 милую, счастливую от этого.
Природа торжествует, что права,
 и люди, несомненно, удались,
 когда тела сошлись, как жернова,
 и души до корней переплелись.
Рад, что я интеллигент,
 что живу светло и внятно,
 жаль, что лучший инструмент
 годы тупят невозвратно.
Давай, Господь, решим согласно,
 определив друг другу роль:
 ты любишь грешников? Прекрасно.
 А грешниц мне любить позволь.
Молодость враждебна постоянству,
 в марте мы бродяги и коты;
 ветер наших странствий по пространству
 девкам надувает животы.
Не почитая за разврат,
 всегда готов наш непоседа,
 возделав собственный свой сад,
 слегка помочь в саду соседа.
Мы в ранней младости усердны
 от сказок, веющих с подушек,
 и в смутном чаянье царевны
 перебираем тьму лягушек.
Назад оглянешься — досада
 берет за прошлые года,
 что не со всех деревьев сада
 поел запретного плода.
От акта близости захватывает дух
 сильнее, чем от шиллеровских двух.
Готов я без утайки и кокетства
 признаться даже Страшному суду,
 что баб любил с мальчишества до детства,
 в которое по старости впаду.
Я в молодости книгам посвящал
 интимные досуги жизни личной
 и часто с упоеньем посещал
 одной библиотеки дом публичный.
Когда тепло, и тьма, и море,
 и под рукой крутая талия,
 то с неизбежностью и вскоре
 должно случиться и так далее.
Как давит стариковская перина
 и душит стариковская фуфайка
 в часы, когда танцует балерина
 и ножку бьет о ножку, негодяйка.
Случайно встретившись в аду
 с отпетой шлюхой, мной воспетой,
 вернусь я на сковороду
 уже, возможно, с сигаретой.

