Сдаюсь, сдаюся я искусству мощному!
 Молю во имя Прозерпины области
 Дианы власти нерушимой именем
 И заклинаний свитками, могущими
 С небес на землю низводить созвездия,
 О пощади! Заклятьям дай, Канидия,
 Обратный ход и чары уничтожь свои!
 Ведь внука умолил Телеф Нереева,
 Хоть бился гордо с ним и вел он полчища
 10 Мизинцев и метал он стрелы острые.
 Троянки тело умастили Гектора,
 Пернатым и собакам обреченное,
 Когда, оставя стены, илионский царь
 К ногам Ахилла пал неумолимого.
 Гребцы Улисса, много испытавшего,
 Щетинистые шкуры с тела сбросили
 С согласия Цирцеи, — и вернулись вновь
 И речь, и разум к ним, и облик доблестный.
 Тобой довольно я уже наказан был,
 20 Любимица матросов и разносчиков!
 Исчезли юность и румянец скромности,
 Остались кости только с кожей бледною,
 И от твоих курений поседел я весь.
 От мук не знаю никогда я отдыха:
 Гоня друг друга, день и ночь сменяются,
 Но мне от тяжких вздохов грудь не вылечить.
 Итак, я должен все, что отрицал, признать:
 Приволят в трепет грудь стихи сабелльские,
 А от марсийских песен голова трещит.
 30 Чего же хочешь ты?.. О море, о земля!
 Сгораю я: ни Несса кровь Геракла так
 Не жгла, ни в Этне раскаленной так не жжет,
 Бушуя вечно, пламя!.. Ты ж, несносная,
 Пока мой прах не разнесется ветрами —
 Варить отравы будешь все колхидские.
 Конец какой же или дань назначишь мне?
 Скажи: когда я честно пени выплачу, —
 Чтоб искупить мне все, быков ли сотню ты
 Себе попросишь или восхваления
 40 На лживой лире: «Чистая ты, честная,
 Сиять ты будешь меж светил звездой златой!
 Сестры Елены срамом огорченные,
 Кастор с Поллуксом поддались мольбам и вновь
 Поэту зренье отнятое отдали:
 Так разреши — ты властная — от безумия
 Меня, о ты, чей грязью не запятнан род!
 Старуха, не из опытных, в девятый день
 Умерших нищих бедных прах рассеивать!
 Чье сердце мягко, руки не запятнаны
 50 И Пактумей — плод чрева твоего; и кровь
 Твою смывает бабка с твоего белья,
 Лишь вскочишь с ложа, бодрая родильница!»
 — «Зачем мольбы ты в уши шлешь закрытые?
 Ведь глуше я, чем скалы к воплям тонущих,
 Когда волнами бьет Нептун их зимними.
 Чтоб ты без кары разглашал Котитии
 И Купидона вольного все таинства;
 Без наказанья, словно эсквилинского
 Ты чародейства жрец меня высмеивал?
 60 К чему ж платила старым я пелигнянкам
 И яд к чему мешала быстродейственный?
 Но век твой будет дольше, чем хотел бы ты,
 Несчастный, будешь жизнь влачить ты горькую,
 Чтоб подвергаться новым все страданиям.
 Покоя жаждет Пелопа-предателя
 Отец, голодный Тантал перед яствами,
 И Прометей, орлом давно терзаемый,
 И на вершине горной укрепить скалу
 Сизиф стремится, вопреки Юпитеру.
 70 То с верху башни ты захочешь броситься,
 То, петлей шею затянув, повеситься,
 Иль меч норикский в грудь вонзить в унынии
 Тяжелом — тщетны будут все страдания!
 Тогда на вражьих я плечах твоих верхом
 Помчусь надменно — все пред мной расступится.
 Иль мне, что может, — как ты, любопытствуя,
 Узнал, — из воска куклам дать движения
 И месяц с неба совлекать заклятьями,
 Сожженных мертвых снова расшевеливать,
 80 Варить искусно зелья приворотные, —
 Рыдать, коль чары на тебя не действуют?»
Пер. Н. С. Гинцбурга

