Само собой, в короли прошел
 Большинство голосов получивший осел
 И учинился осел королем.
 Но вот вам хроника о нем:
Король-осел, корону надев,
 Вообразил о себе, что он лев;
 Он в львиную шкуру облекся до пят
 И стал рычать, как львы рычат.
 Он лошадьми себя окружает,
 И это старых ослов раздражает.
 Бульдоги и волки — войско его,
 Ослы заворчали и пуще того.
 Быка он приблизил, канцлером сделав,
 И тут ослы дошли до пределов.
 Грозятся восстанием в тот же день!
 Король корону надел набекрень
 И быстро укутался, раз-два,
 В шкуру отчаянного льва.
 Потом объявляет особым приказом
 Ослам недовольным явиться разом,
 И держит следующее слово:
 «Ослы высокие! Здорово!
 Ослом вы считаете меня,
 Как будто осел и я, и я!
 Я — лев; при дворе известно об этом
 И всем статс-дамам, и всем субреттам.
 И обо мне мой статс-пиит
 Создал стихи и в них говорит:
 «Как у верблюда горб природный,
 Так у тебя дух льва благородный —
 У этого сердца, этого духа
 Вы не найдете длинного уха».
 Так он поет в строфе отборной,
 Которую знает каждый придворный.
 Любим я: самые гордые павы
 Щекочут затылок мой величавый.
 Поощряю искусства: все говорят,
 Что я и Август и Меценат.
 Придворный театр имею давно я;
 Мой кот исполняет там роли героя.
 Мимистка Мими, наш ангел чистый,
 И двадцать мопсов — это артисты.
 В академии живописи, ваянья
 Есть обезьяньи дарованья.
 Намечен директор на место это —
 Гамбургский Рафаэль из гетто,
 Из Грязного вала, — Леман некто.
 Меня самого напишет директор.
 Есть опера, и есть балет,
 Он очень кокетлив, полураздет.
 Поют там милейшие птицы эпохи
 И скачут талантливейшие блохи.
 Там капельмейстером Мейер-Бер,
 Сам музыкальный миллионер.
 Уже наготовил Мерин-Берий
 К свадьбе моей парадных феерий.
 Я сам немного занят музыкой,
 Как некогда прусский Фридрих Великий.
 Играл он на флейте, я на гитаре,
 И много прекрасных, когда я в ударе
 И с чувством струны свои шевелю,
 Тянутся к своему королю.
 Настанет день — королева моя
 Узнает, как музыкален я!
 Она — благородная кобылица,
 Высоким родом своим гордится.
 Ее родня ближайшая — тетя
 Была Росинанта при Дон-Кихоте;
 А взять ее корень родословный
 Там значится сам Баярд чистокровный;
 И в предках у ней, по ее бумагам,
 Те жеребцы, что ржали под флагом
 Готфрида сотни лет назад,
 Когда он вступал в господень град.
 Но прежде всего она красива,
 Блистает! Когда дрожит ее грива,
 А ноздри начнут и фыркать и гроха|
 В сердце моем рождается похоть, —
 Она, цветок и богиня кобылья,
 Наследника мне принесет без усилья.
 Поймите, — от нашего сочетанья
 Зависит династии существованье.
 Я не исчезну без следа,
 Я буду в анналах Клио всегда,
 И скажет богиня эта благая,
 Что львиное сердце носил всегда я
 В груди своей, что управлял
 Я мудро и на гитаре играл».
Рыгнул король, и речь прервал он,
 Но ненадолго, и так продолжал он:
«Ослы высокие! Все поколенья!
 Я сохраню к вам благоволенье,
 Пока вы достойны. Чтоб всем налог
 Платить без опоздания, в срок.
 По добродетельному пути,
 Как ваши родители, идти, —
 Ослы старинные! В зной и холод
 Таскали мешки они, стар и молод,
 Как им приказывал это бог.
 О бунте никто и мыслить не мог.
 С их толстых губ не срывался ропот,
 И в мирном хлеву, где привычка иокоть!
 Спокойно жевали они овес!
 Старое время ветер унес.
 Вы, новые, остались ослами,
 Но скромности нет уже меж вами.
 Вы жалко виляете хвостом
 И вдруг являете треск и гром.
 А так как вид у вас бестолков,
 Вас почитают за честных ослов;
 Но вы и бесчестны, вы и злы,
 Хоть с виду смиреннейшие ослы.
 Подсыпать вам перцу под хвост, и вмиг
 Вы издаете ослиный крик,
 Готовы разнести на части
 Весь мир, — и только дерете пасти.
 Порыв, безрассудный со всех сторон!
 Бессильный гнев, который смешон!
 Ваш глупый рев обнаружил вмиг,
 Как много различнейших интриг,
 Тупых и низких дерзостей
 И самых пошлых мерзостей,
 И яда, и желчи, и всякого зла
 Таиться может в шкуре осла».
Рыгнул король, и речь прервал он,
 Но ненадолго, и так продолжал он:
«Ослы высокие! Старцы с сынами!
 Я вижу вас насквозь, я вами
 Взволнован, я злюсь на вас свирепо
 За то, что бесстыдно и нелепо
 О власти моей вы порете дичь.
 С ослиной точки трудно постичь
 Великую львиную идею,
 Политикой движущую моею.
 Смотрите вы! Бросьте эти штуки!
 Растут у меня и дубы и буки,
 Из них мне виселицы построят
 Прекрасные. Пусть не беспокоят
 Мои поступки вас. Не противясь,
 Совет мой слушайте: рты на привязь!
 А все преступники-резонеры —
 Публично их выпорют живодеры;
 Пускай на каторге шерсть почешут.
 А тех, кто о восстании брешут,
 Дробят мостовые для баррикады, —
 Повешу я без всякой пощады.
 Вот это, ослы, я внушить вам желал бы
 Теперь убираться я приказал бы».
Король закончил свое обращенье;
 Ослы пришли в большое движенье;
 Они прокричали: «И-а, и-а!
 Да здравствует наш король! Ура!»

