Рафаэль! живописец славный,
 Творец искусством естества!
 Рафаэль чудный, бесприкладкып,
 Изобразитель божества!
 Умел ты кистию свободной
 Непостижимость написать, —
 Умей моей богоподобной
 Царевны образ начертать.
Изобрази ее мне точно
 Осанку, возраст и черты,
 Чтоб в них я видел и заочно
 Ее и сердца красоты,
 И духа чувствы возвышенны,
 И разума ее дела:
 Фелица, ангел воплощенный,
 В твоей картине бы жила.
Небесно-голубые взоры
 И по ланитам нежна тень
 Сквозь мрак времен, стихиев споры
 Блистали бы, как ясный день;
 Как утремня заря весення,
 Так улыбалась бы она;
 Как пальма, в рае насажденна,
 Так возвышалась бы стройна.
Как пальма клонит благовонву
 Вершину и лице свое, —
 Так тиху, важну, благородну
 Ты поступь напиши ее.
Коричными чело власами,
 А перлом перси осени;
 Премудрость и любовь устами,
 Как розы дышут, изъясни.
Представь в лице ее геройство,
 В очах величие души;
 Премилосердо, нежно свойство
 И онисхожденье напиши.
Не позабудь приятность в нраве
 И кроткий глас ее речей;
 Во всей изобрази ты славе
 Владычицу души моей.
Одень в доспехи, в брони златы
 И в мужество ее красы:
 Чтоб шлем блистал на ней пернатый,
 Зефиры веяли власы;
Чтоб конь под ней главой крутился
 И бурно брозды опенял;
 Чтоб Норд седый ей удивился
 И обладать собой избрал.
Избрал — и, падига на колена,
 Поднес бы скиптр ей и венец;
 Она, мольбой его смягченна
 И став владычицей сердец,
 Бесстрашно б узы разрешила
 Издревле скованных цепьми,
 Свободой бы рабов пленила
 И нарекла себе детьми.
Престол ее на Скандинавских,
 Камчатских и Златых горах,
 От стран Таймурских до Кубанских
 Поставь на сорок двух столпах;
 Как восемь бы зерцал стояли
 Ее великие моря;
С полнеба звезды освещали,
 Вокруг багряная заря.
 Средь дивного сего чертога
 И велелепной высоты
 В величестве, в сияньи бога,
 Ее изобрази мне ты;
Чтоб, сшед с престола, подавала
 Скрыжаль заповедей святых;
 Чтобы вселенна принимала
 Глас божий, глас природы в них.
Чтоб дики люди отдаленны,
 Покрыты шерстью, чешуей,
 Пернатых перьем испещренны,
 Одеты листьем и корой,
 Сошедшися к ее престолу
 И кротких вняв законов глас,
 По желто-смуглым лицам долу
 Струили токи слез из глаз.
Струили б слезы — и, блаженство
 Своих проразумея дней,
 Забыли бы свое равенство
 И были все подвластны ей:
 Финн в море, бледный, рыжевласый,
 Не разбивал бы кораблей,
 И узкоглазый гунн жал класы
 Среди седых, сухих зыбей.
Припомни, чтоб она вещала
 Бесчисленным ее ордам:
 «Я счастья вашего искала,
 И в вас его нашла я вам;
 Став сами вы себе послушны,
 Живите, славьтеся в мой век
 И будьте столь багополучны,
 Колико может человек.
Я вам даго свободу мыслить
 И разуметь себя ценить,
 Не в рабстве, а в подданстве числить
 И в ноги мне челом не бить.
 Даю вам право без препоны
 Мне ваши нужды представлять,
 Читать и знать мои законы
 И в них ошибки замечать.
Даю вам право собираться
 И в думах золото копить,
 Ко мне послами отправляться
 И не всегда меня хвалить.
 Даю вам право беспристрастно
 В судьи друг друга выбирать,
 Самим дела свои всевластно
 И начинать и окончать.
Не воспрещу я стихотворцам
 Писать и чепуху м лесть;
 Халдеям, новым чудотворцам,
 Махать с духами, пить и есть;
 Но я во всем, что лишь не злобно,
 Потщуся равнодушной быть,
 Великолепно и спокойно
 Мои благодеянья лить».
Рекла, — и взор бы озарился
 Величеством ее души,
 Хаос на сферы б разделился
 Ее рукою, — напиши.
 Чтоб солнцы в путь свой покатились
 И тысящи вкруг их планет;
 Из праха грады возносились,
 Восстали царствы, — и был свет.
Изобрази мне мир сей новый
 В лице младого летня дня;
 Как рощи, холмы, башни, кровы,
 От горнего златясь огня,
 Из мрака восстают, блистают
 И смотрятся в зерцало вод;
 Все новы чувства получают,
 И движется всех смертных род.
Представь мне лучезарны храмы
 И ангелов поющих лик,
 И благовонны фимиамы
 Как облака б носились в них;
 И чтоб царевна, умиленна,
 Вперя свой взор на небеса,
 Слезами зрелась окроплеина,
 Блистающими как роса.
Как с синей крутизны эфира
 Лучам случится ниспадать, —
 От вседержителя так мира
 Чтоб к ней сходила благодать
 И в виде счастия земного
 Чтоб сыпала пред ней цветы,
 И купно века бы драгого
 Катилися часы златы.
Чтоб видел я в р
 ога зовущих
 Там пастухов стада на луг;
 На рощах липовых, цветущих
 Рои жужжащих пчел вокруг:
 Шумя, младых бы класов волны
 Переливались ветерком,
 Граненых бриллиантов холмы
 В след сыпались за кораблем.
Чтобы с ристалища мне громы
 И плески доходили в слух,
 И вихрем всадники несомы
 Поспешно б натягали лук,
 И стрелу, к облакам пущенну,
 Пересекали бы другой;
 И всю в стязаньи бы вселенну
 Я пред Фелицей зрел младой.
И зрел бы я ее на троне
 Седящу в утварях царей:
 В порфире, бармах и короне,
 И взглядом вдруг одним очей
 Объемлющу моря и сушу
 Во всем владычестве своем,
 Всему дающу жизнь и душу
 И управляющую всем.
Чтоб свыше ею вдохновенны
 Мурзы, паши и визири,
 Сединой мудрости почтенны,
 В диване зрелись как цари;
 Закон бы свято сохраняли
 И по стезям бы правды шли,
 Носить ей скипетр пособляли
 И пользу общую блюли.
Она б пред ними председала,
 Как всемогущий царь царей,
 Свои наказы подтверждала
 Для благоденствия людей.
Рекла б: «Почто писать уставы,
 Коль их в диванах не творят?
 Развратные вельможей нравы —
 Народа целого разврат.
Ваш долг монарху, богу, царству
 Служить, и клятвой не играть;
 Неправде, злобе, мзде, коварству
 Пути повсюду пресекать;
 Пристрастный суд разбоя злее, —
 Судьи — враги, где спит закон:
 Пред вами гражданина шея
 Протянута без оборон».
Представь, чтоб глас сей светозарный,
 Как луч с небес, проник сердца,
 Извлек бы слезы благодарны,
 И все монарха, и отца,
 И бога бы в Фелице зрели,
 Который праведен и благ;
 Из уст бы громы лишь гремели,
 Которы у нее в руках.
Соделай, чтоб судебны храмы
 Ее лугами обросли,
 Весы бы в них стояли прямы
 И редко к таим бы люди шли;
 Чтоб совесть всюду председала
 И обнимался с ней закон,
 Чтоб милость истину лобзала
 И миру поставляла трон.
Представь, чтоб все царевма средствы
 В пособие себе брала
 Предупреждать народа бедствы
 И сохранять его от зла;
 Чтоб отворила всем дороги
 Чрез почту письма к ней писать,
 Велела бы в свои чертоги
 Для объясненья допускать.
Как молния, ее бы взоры
 Сверкали быстро в небесах,
 Проникнуть мысли были скоры
 И в самых скрытнейших сердцах;
 Чтоб издалече познавала
 Она невинного ни в чем,
 Как ангел бы к нему блистала
 Благоволения лицем.
Дерзни мне кистию волшебной
 Святилище изобразить,
 Где взора смертных удаленной
 Благоволит Фелица быть;
 Где тайна перстом помавает
 И на уста кладет печать,
 Где благочестье председает
 И долг велит страстям молчать.
Представь ее облокоченну
 На Зороастров истукан,
 Смотрящу там на всю вселевну,
 На огнезвездный океан,
 Вещающу: «О ты, превечный!
 Который волею своей
 Колеса движешь быстротечны
 Вратящейся природы всей!
Когда ты есть душа едина
 Движенью сих огромных тел, —
 То ты ж, конечно, и причина
 И нравственных народных дел;
 Тобою царствы возрастают,
 Твое орудие цари;
 Тобой они и померцают,
 Как блеск вечерния зари.
Наставь меня, миров содетель!
 Да воле следуя твоей,
 Тебя люблю и добродетель
 И зижду счастие людей;
 Да век мой на дела полезны
 И славу их я посвящу,
 Самодержавства скиптр железный
 Моей щедротой позлащу.
Да удостоенна любови,
 Надзрения твоих очес,
 Чтоб я за кажду каплю крови,
 За всякую бы каплю слез
 Народа моего пролитых
 Тебе ответствовать могла
 И чувств души моей сокрытых
 Тебя свидетелем звала».
Представь, чтоб тут кидала взоры
 Со отвращением она
 На те ужасны приговоры,
 Где смерть написана, война
 Свинцова гряфеля чертами,
 И медленно б крепила их, —
 И тут же горькими слезами
 Смывала бы слова все с них.
Но милости б определяла
 Она с смеющимся лицом,
 Златая бы струя бежала
 За скоропишущим пером
 И проливалась бы с престолу
 В несчетных тысящах прохлад,
 Как в ясный день с крутых гор дол.у
 Лучистый с шумом водопад.
Чтоб сей рекой благодеяний
 Покрылась вся ее страна;
 Я зрел бы цепь пространных зданий,
 Где пользует больных она,
 Где бедных пищей насыщает,
 Где брошенных берет сирот,
 Где их лелеет, возращает,
 Где просвещает свой народ.
Представь мне, в мысли восхищенной,
 Сходила бы с небес она;
 Как солнце грудь, в ткани зеленой,
 Рукой метала семена;
 Как искры огненны дождились
 Златые б зерна в снедь птенцам;
 Орлы младые разбудились
 И воскрилялись бы к лучам.
Яви искусством чудотворным,
 Чтоб льды приял
 и вид лилей;
 Весна дыханьем теплотворным
 Звала бы с моря лебедей;
 Летели б с криком вереницы,
 Звучали б трубы с облаков, —
 Так в царство бы текли Фелииы
 Народы из чужих краев.
Не позабудь ее представить,
 Как, вместо алтарей себе,
 Царя великого поставить
 Велела на мольбу Орде;
 Как всюду раздалися клики
 И громы света по конец:
 «Предстал нам Зороастр великий,
 Вюскрес отечества отец!»
Изобрази и то в картине,
 Чтоб сей подобный грому клик
 В безмерной времени долине,
 Как будто бы катясь, затих;
 Фелицы ж славою удвоен,
 Громчай в потомстве возгласил:
 «Велик, кто алтарей достоен,
 Но их другому посвятил!»
Представь, сей славой возбужденны,
 Чтоб зреть ее цари пришли
 И как бы древле, удивленны,
 В ней Соломона вновь нашли;
 Народ счастливый и блаженный
 Великой бы ее нарек,
 Поднес бы титлы ей священны;
 Она б рекла: «Я челозек».
Возвысь до облак лавр зеленый,
 И чтоб он на полях стоял;
 Под ним бы, тенью прохлажденный,
 Спокойно Исполин дремал;
 Как мрамор бела 6 грудь блистала.
 Ланиты бы цвели зарей, —
 Фелица так бы услаждала
 Полсвета под своей рукой.
И, здравие его спасая,
 Без ужаса пила бы яд;
 От твердости ее смерть злая
 Свой отвратила б смутный взгляд;
 Коса ее дала бы звуки,
 Преткнувшись о великий дух;
 На небеса воздели 6 руки
 Младенцев миллионы вдруг.
Супругов чувствы благодарны
 За оживленье их детей,
 Как бы пылинки лучезарны,
 Огнистой от стекла струей
 Отпрянув, в воздухе сверкали,
 Являли б пламень их сердец:
 «Мы зрим в Фелице, — восклицали, —
 Твое подобие, творец!»
Изобрази ты мне царевну
 Еще и в подвигах других:
 Стоглаву гидру разъяренну
 И фуриев с земель своих
 Чтобы гнала она геройски;
 Как мать, — своих спасала б чад;
 Как царь, — на гордость двигла войски;
 Как бог, — свергала злобу в ад.
 На сребролунно государство
 Простри крылатый, сизый гром;
 В железно-каменное царство
 Брось молньи — и поставь вверх дном;
 Орел царевнин бы ногою
 Вверху рога луны сгибал,
 Тогда ж бы на земле другою
 У гладна льва он зев сжимал.
Чтобы ее бесстрашны войски
 От колыбели до седин
 Носили дух в себе геройский,
 И отрок будто б исполин
 Врагам в сражениях казался;
 Их пленник бы сказал о них:
 «Никто в бою им не равнялся,
 Кроме души великой их».
Чтобы вселенныя владыки
 И вдяк ту истину узнал:
 Где войски Зороастр великий
 Образовал и учреждал
 И где великую в них душу
 Великая Фелица льет, —
 Те войски горы, море, сушу
 Пройдут — и им препоны нет.
Чтоб грозный полк их представлялся
 Как страшна буря вдалеке,
 И Мир в порфире приближался
 Тогда б к царевниной руке.
 Она б его облобызала
 И ветвь его к себе взяла,
 «Да будет тишина!» — сказала,
 И к нам бы тишина пришла.
Как ангел в синеве эфира
 И милосердия в лице,
 Со кротостью в душе зефира,
 С сияньем тихим звезд в венце,
 Влаголюбивая б царевна
 В день зрелась мирна торжества;
 Душа моя бы восхищенна
 Была делами божества.
Из уст ее текла бы сладость
 И утишала стой вдовиц;
 Из глаз ее блистала б радость
 И освещала мрак темниц;
 Рука ее бы награждала
 Прямых отечества сынов;
 Душа ее в себе прощала
 Неблагодарных и врагов.
Приятность бы сопровождала
 Ее беседу, дружбу, власть;
 Приветливость ее равняла
 С монархом подданного часть.
 Повсюду музы, в восхищенье,
 Ей сыпали б цветы сердец,
 И самое Недоуменье
 Ей плесков поднесло б венец.
Черты одной — красот ей ложно
 Блюдися приписать в твой век;
 Представь, каков, коль только можно,
 Богоподобный человек!
 Исполнь ее величеств, власти,
 Бессмертных мудрости даров,
 Вдохни, вдохни ей также страсти:
 Щедроту, славу и любовь.
И славу моему ты взору
 Ее представь как бы в ночи
 Возжженну бриллиантов гору,
 От коей бы лились лучи
 И живо в вечности играли;
 На светлу оной крутизну
 Калифы многие желали —
 Ползли — скользили — пали в тьму.
Как огнемн столп на понте, взорам
 К горе сей колебался б путь;
 Фелица бы внушала Хлорам:
 «Там розы без шипов растут».
 Мурза б, в восторге, в удивленье,
 Под золотым ее щитом
 В татарском упражнялся пеньи
 И восклицал открытым ртом:
«Бросай, кто хочет: остры стрелы
 От чистой совести скользят;
 Имея сердце, руки белы,
 Мне стыдно мстить, стыднее лгать;
 Того стыднее — в дни блаженны
 За истину страшиться зла:
 Моей царевной восхищенный,
 Я лишь ее пою дела».
Но что, Рафаэль! что ты пиш
 ешь?
 Кого ты, где изобразил?
 Не на холсте, не в красках дышишь,
 И не металл ты оживил;
 Я в сердце зрю алмаэну гору,
 На нем божественны черты
 Сияют исетупленну взору;
 На нем в лучах — Фелица, ты!

