Гранадская баллада (Из Мицкевича)
Замки маврские все пали,
 Сарацины все в цепях;
 Лишь один твердее стали,
 Хоть чума в его стенах.
 Непреклонна Альпухара,
 Альманзор ей верный щит,
 Но наутро ждут удара:
 Под стеной уж крест блестит.
Чу! пальба, и вопль, и пламя!
 Вот минута тишины…
 На стене взвилося знамя,
 На мечетях нет луны!
 Но по трупам павших в брани
 Альманзор, как гений сил,
 Сквозь опасность, с саблей в длани,
 Путь широкий проложил.
Горд испанский предводитель:
 Меж развалин и гробов
 Пенит кубки победитель,
 Делит злато и рабов.
 Но вот страж ему доносит:
 «Стран далеких паладин
 Говорить с героем просит,
 Что низринул сарацин».
— «Пусть войдет!» И входит воин,
 Потуплен смиренный взор —
 То герой, что лавр достоин,
 Щит неверных — Альманзор.
 Альпухары вождь надменной
 Презрел бегством. Наг и бос,
 Он главу свою смиренно
 Победителю принес.
«Вождь! — сказал он. — У порога
 Я кладу мою главу,
 Твоего признаю бога
 И пророком назову.
 Пусть несется весть, что братии
 И Аллаха я забыл,
 Что для вражеских объятий
 Грудь могучую открыл,
Что гремевший мавров славой
 Исламизма верный сын,
 Под чужой склонясь державой,
 Стал вассалом — сарацин».
 Доблесть чтит прямой испанец,
 Победитель гостю рад:
 «Пусть он враг и чужестранец,
 По мечу он нам собрат!»
И вот чествуют героя,
 Обнимают, руки жмут
 И, забыв упорство боя,
 Лавр в венок ему плетут.
 Весел мавр при новых братьях
 Живоносного креста,
 Он сжимает их в объятьях,
 Он целует их в уста.
Бейте в бубны, ратны люди!
 Вождь Испании, ликуй!
 Мавр его жмет крепче к груди,
 Дольше длится поцелуй.
 Вдруг, окинув всё собранье,
 Он недвижим, взор застыл,
 Каждый мускул в содроганья,
 На руках узоры жил.
Гнутся слабые колена,
 Вот он с хохотом упал,
 На губах клубится пена,
 А в руке сверкнул кинжал.
 «А, гяуры! что ж вы в страхе?
 Я не в сече — на земле
 Я простерт пред вами в прахе…
 Смерть в груди и на челе!
Сарацин пришел с мольбою
 И предательством в ваш стан,
 Но он нес сюда с собою
 Смерти верный талисман.
 Посмотрите: я бледнею,
 Корчи руки мне свели,
 Но вы смертию моею
 Отойдете от земли.
Плачет от чумы Гранада,
 Для меня ж она бальзам:
 Я гостинец черный яда
 В поцелуях роздал вам.
 Знайте ж, гяуры, — Востока
 Правоверные сыны
 Не срамят Коран пророка,
 Не мрачат святой луны!»
Он замолк. И дикий пламень
 Вмиг потух в его очах,
 А рука вождя, как камень,
 Замерла & его руках.
 Но безжизнен мавр на месте,
 Он не свел с врагов лица,
 И усмешка злобной мести
 На устах у мертвеца.
Опустела Альпухара,
 Груда камней, груда тел:
 Знать, от века божья кара
 Ей назначена в удел.
 И сбылося: что не смели
 Снять мечи — взяла чума!
 И в одной могиле стлели
 Шлем с оливой и чалма.

