Под тенью липы, перед дверью
 Избушки дряхлой и простой,
 Играет бандурист седой.
 Вокруг него с обычной ленью
 Толпа украинцев стоит.
 Он тешит их, детей природы:
 То им «метелицу» звучит,
 То про гетманские походы
 Красноречиво говорит,
 То упырей в час непогоды
 Поет ночные хороводы…
 Но вот как будто страшным сном
 Старик встревожен; взор угрюмой
 Блестит нерадостною думой…
 Он покачал седым челом,
 Вздохнул — аккорды застонали,
 И горьким голосом печали
 Запел он песню о былом:
«Там, где быстрая Сула
 Лентой по степи пошла,
 На полянах солоницы
 Коней дикая станица
 Без боязни воду пьет;
 Где ковыль, как снег, белеет,
 Пудовой арбуз растет,
 Золотая дыня зреет
 И в зерцало глубины
 Гордо смотрятся Лубны,
 Там широкими степями
 Мчатся вольные полки,
 Мчатся наши казаки.
 Степи стонут под конями:
 То за родину войной
 Наливайко поднял знамя:
 Ляхам всюду меч, и пламя,
 И постель в земле сырой.
Полководец Польши дерзкой,
 Несговорчивый Жолкевской,
 На Украину идет.
 Знамя Речи Посполитой
 Вьется в воздухе развито;
 К бою войско знака ждет.
 Лях, по виду — непреклонный,
 Раб ксендзов и богачей,
 И казак, душою вольный,
 Зря врага, самодовольный
 Друг на друга мещут взгляд:
 В нем пылает мести яд.
— Полно нам в неволе жить,-
 Начал гетман говорить,-
 Много мы и так терпели:
 Униаты захотели
 Наш святой закон попрать,
 Всюду польские костелы,
 Всюду езуитов школы
 Самовластно учреждать.
 Пусть дадут по крайней мере
 Умереть в отцовской вере.
 Будет и была чиста
 Наша вера во Христа! —
Он сказал — и в бой великий,
 Смертоносный полетел…
 Огласилось поле криком,
 Гром орудий загремел…
 Видно, так судьба судила!
 Бог Украину наказал:
 Наливайко в плен попал;
 Наша слава приуныла;
 На украинских степях
 Победил счастливый враг!
 Там, далеко, за границей,
 В католической столице,
 К площади народ спешит:
 Там на месте возвышенном,
 В медном чане раскаленном,
 Пленника хотят казнить.
 . . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . .
 Умер он за вольность края
 И за веру пострадал…»
Умолк певец, печали полный;
 На струнах голос замирал;
 О Наливайке вздох невольный
 Из уст в уста перелетал.
 У черноглазой у девицы
 Слеза повисла на реснице,
 Старик поникнул головой,
 Глаза у юноши сверкали,
 И дети в страхе трепетали
 От песни стороны родной.

