Могила,
 ты ограблена оградой.
 Ограда, отделила ты его
 от грома грузовых,
 от груш,
 от града
 агатовых смородин.
 От всего,
 что в нем переливалось, мчалось, билось,
 как искры из-под бешеных копыт.
 Все это было буйный быт —
 не бытность.
 И битвы —
 это тоже было быт.
 Был хряск рессор
 и взрывы конских храпов,
 покой прудов
 и сталкиванье льдов,
 азарт базаров
 и сохранность храмов,
 прибой садов
 и груды городов.
 Подарок — делать созданный подарки,
 камнями и корнями покорен,
 он, словно странник, проходил по давке
 из-за кормов и крошечных корон.
 Он шел,
 другим оставив суетиться.
 Крепка была походка и легка
 серебряноголового артиста
 со смуглыми щеками моряка.
 Пушкинианец, вольно и велико
 он и у тяжких горестей в кольце
 был как большая детская улыбка
 у мученика века на лице.
 И знаю я — та тихая могила
 не пристань для печальных чьих-то лиц.
 Она навек неистово магнитна
 для мальчиков, цветов, семян и птиц.
 Могила,
 ты ограблена оградой,
 но видел я в осенней тишине:
 там две сосны растут, как сестры, рядом —
 одна в ограде и другая вне.
 И непреоборимыми рывками,
 ограду обвиняя в воровстве,
 та, что в ограде, тянется руками
 к не огражденной от людей сестре.
 Не помешать ей никакою рубкой!
 Обрубят ветви —
 отрастут опять.
 И кажется мне —
 это его руки
 людей и сосны тянутся обнять.
 Всех тех, кто жил, как он, другим наградой,
 от горестей земных, земных отрад
 не отгородишь никакой оградой.
 На свете нет еще таких оград.
Евгений Евтушенко — Ограда: Стих
> 

