Я бужу на заре
 своего двухколесного друга.
 Мать кричит из постели:
 «На лестнице хоть не трезвонь!»
 Я свожу его вниз.
 По ступеням он скачет
 упруго.
 Стукнуть шину ладонью —
 и сразу подскочет ладонь!
 Я небрежно сажусь —
 вы посадки такой не видали!
 Из ворот выезжаю
 навстречу воскресному дню.
 Я качу по асфальту.
 Я весело жму на педали.
 Я бесстрашно гоню,
 и звоню,
 и звоню,
 и звоню…
 За Москвой петуха я пугаю,
 кривого и куцего.
 Белобрысому парню
 я ниппель даю запасной.
 Пью коричневый квас
 в пропылившемся городе Кунцево,
 привалившись спиною
 к нагретой цистерне квасной.
 Продавщица сдает
 мокрой мелочью сдачу.
 Свое имя скрывает:
 «Какие вы хитрые все».
 Улыбаясь: «Пока!»,
 я к товарищу еду на дачу.
 И опять я спешу;
 и опять я шуршу по шоссе.
 Он сидит, мой товарищ,
 и мрачно строгает дубину
 на траве,
 зеленеющей у гаража.
 Говорит мне:
 «Мячи вот украли…
 Обидно…»
 И корит домработницу:
 «Тоже мне страж…
 Хороша!»
 Я молчу.
 Я гляжу на широкие, сильные плечи.
 Он о чем-то все думает,
 даже в беседе со мной.
 Очень трудно ему.
 На войне было легче.
 Жизнь идет.
 Юность кончилась вместе с войной.
 Говорит он:
 «Там душ.
 Вот держи,
 утирайся».
 Мы по рощице бродим,
 ругаем стихи и кино.
 А потом за столом,
 на прохладной и тихой террасе,
 рядом с ним и женою
 тяну я сухое вино.
 Вскоре я говорю:
 «До свидания, Галя и Миша».
 Из ворот он выходит,
 жена прислонилась к плечу.
 Почему-то я верю:
 он сможет,
 напишет…
 Ну а если не сможет,
 и знать я о том не хочу.
 Я качу!
 Не могу я
 с веселостью прущей расстаться.
 Грузовые в пути
 догоняю я махом одним.
 Я за ними лечу
 в разреженном пространстве.
 Па подъемах крутых
 прицепляюсь я к ним.
 Знаю сам,
 что опасно!
 Люблю я рискованность!
 Говорят мне,
 гудя напряженно,
 они:
 «На подъеме поможем,
 дадим тебе скорость,
 ну, а дальше уже,
 как сумеешь, гони».
 Я гоню что есть мочи!
 Я шутками лихо кидаюсь.
 Только вы не глядите,
 как шало я мчусь,-
 это так, для фасону.
 Я знаю,
 что плохо катаюсь.
 Но когда-нибудь
 я хорошо научусь.
 Я слезаю в пути
 у сторожки заброшенной,
 ветхой.
 Я ломаю черемуху
 в звоне лесном.
 и, к рулю привязав ее ивовой веткой,
 я лечу
 и букет раздвигаю лицом.
 Возвращаюсь в Москву.
 Не устал еще вовсе.
 Зажигаю настольную,
 верхнюю лампу гашу.
 Ставлю в воду черемуху.
 Ставлю будильник на восемь,
 и сажусь я за стол,
 и вот эти стихи
 я пишу…
Евгений Евтушенко — На велосипеде: Стих
> 


 (5 оценок, среднее: 4,00 из 5)
 (5 оценок, среднее: 4,00 из 5)
Потрясающе, прямо за душу берет)