Я голубой на звероферме серой,
 но, цветом обреченный на убой,
 за непрогрызной проволочной сеткой
 не утешаюсь тем, что голубой.
И я бросаюсь в линьку. Я лютую,
 себя сдирая яростно с себя,
 но голубое, брызжа и ликуя,
 сквозь шкуру прет, предательски слепя.
И вою я, ознобно, тонко вою
 трубой косматой Страшного суда,
 прося у звезд или навеки волю,
 или хотя бы линьку навсегда.
Заезжий мистер на магнитофоне
 запечатлел мой вой. Какой простак!
 Он просто сам не выл, а мог бы тоже
 завыть, сюда попав,— еще не так.
И падаю я на пол, подыхаю,
 а все никак подохнуть не могу.
 Гляжу с тоской на мой родной Дахау
 и знаю — никогда не убегу.
Однажды, тухлой рыбой пообедав,
 увидел я, что дверь не на крючке,
 и прыгнул в бездну звездную побега
 с бездумностью, обычной в новичке.
В глаза летели лунные караты.
 Я понял, взяв луну в поводыри,
 что небо не разбито на квадраты,
 как мне казалось в клетке изнутри.
Я кувыркался. Я точил балясы
 с деревьями. Я был самим собой.
 И снег, переливаясь, не боялся
 того, что он такой же голубой.
Но я устал. Меня шатали вьюги.
 Я вытащить не мог увязших лап,
 и не было ни друга, ни подруги.
 Дитя неволи — для свободы слаб.
Кто в клетке зачат — тот по клетке плачет,
 и с ужасом я понял, что люблю
 ту клетку, где меня за сетку прячут,
 и звероферму — родину мою.
И я вернулся, жалкий и побитый,
 но только оказался в клетке вновь,
 как виноватость сделалась обидой
 и превратилась в ненависть любовь.
На звероферме, правда, перемены.
 Душили раньше попросту в мешках.
 Теперь нас убивают современно —
 электротоком. Чисто как-никак.
Гляжу на эскимоску-звероводку.
 По мне скользит ласкательно рука,
 и чешут пальцы мой загривок кротко,
 но в ангельских глазах ее — тоска.
Она меня спасет от всех болезней
 и помереть мне с голоду не даст,
 но знаю, что меня в мой срок железный,
 как это ей положено,— предаст.
Она воткнет, пролив из глаз водицу,
 мне провод в рот, обманчиво шепча…
 Гуманны будьте к служащим! Введите
 на звероферме должность палача!
Хотел бы я наивным быть, как предок,
 но я рожден в неволе. Я не тот.
 Кто меня кормит — тем я буду предан.
 Кто меня гладит — тот меня убьет.


Глубокие стихи и весьма актуальны в наше время …да и во все времена!
В этом стихотворении — весь Евгений Евтушенко!