Когда в этом городе,
 наконец-то, закончатся сумерки,
 и длинный колыбельный поезд
 вынырнет из пустоты,
 как лунное отражение из глубины колодца,
 я хочу быть
 в ситцевом белом платье,
 в лёгких открытых сандалиях,
 и чтобы новый ветер развевал мои волосы.
 Пусть это будет ранняя осень или поздняя весна,
 чтобы невыносимо
 пахли ландыши,
 или черёмуха,
 или вереск, на худой конец.
 Будет пронзительный утренний свет,
 и глупый голубь, влетев под округлый купол вокзала,
 станет биться и биться о толстые стёкла свода.
 А мы будем стоять, держась за руки,
 запрокинув головы,
 затаив дыхание, и думать:
 «Глупая, глупая птица… ну что же ты! ну давай же!»
 И голубь вдруг
 поменяет траекторию полёта,
 и найдёт брешь в этом стеклянном небе,
 и выскользнет в синь,
 как глубокий выдох из лёгких, как скорый поезд
 из бесконечной темноты тоннеля.
 И не будет знать, глупый и тёплый,
 как мы спасли ему жизнь
 просто потому,
 что избыток любви всегда находит возможность
 вытолкнуть к свету кого-то ещё –
 кого-то упрямого и живого,
 у которого (как знать),
 возможно, и не было ни единого шанса.
Елена Касьян — Когда в этом городе: Стих
> 

