1
Как эхо выстрела — в поля,
 За кругом круг:
 — Убил охотник журавля! —
 Разнёсся слух.
 — Убил!.. Убил!.. — весь небосвод
 Кричал о том.
А как убил, охотник тот
 Уже потом
 Всё рассказал. Он говорил
 Не как всегда,
 А всё курил, курил, курил,
 Как ждал суда.
 В дыму повинные слова,
 Картуз, пиджак…
— Ведь надо ж так, Лексаныч, а?
 Ведь надо ж так!
 Убил! За что, не знаю сам,
 Сорвал с крыла.
 А он и сердцу, и глазам
 Родней орла
 И ближе памятью своей.
 Не прав — поправь.
Артист, конечно, соловей.
 А он, журавль,
 Трубач! Окликнет с высоты,
 С макушки дня, —
 И вдруг почудится, что ты
 Свояк, родня
 Всему, что есть. И эта грусть
 Не потому ль,
 Что ты однажды пал за Русь
 От стрел, от пуль
 И вот опять поднялся вдруг
 К труду, к добру…
Ведь вот какая сила, друг,
 В его «кру-кру».
2
А я ударил по нему.
 Ведь надо ж так, —
 Себе ж, выходит, самому
 Первейший враг.
 Навскид ударил, не с плеча,
 А так — с руки.
 Не понарошке, сгоряча —
 И всё ж таки…
И всё ж таки вот где-то тут
 Болит с тех пор,
 Как будто сам себя на суд,
 Под приговор
 Веду по совести своей
 Один, молчком.
 Веду… А он, зелёный змей,
 Бочком-бочком
 Ко мне и так вот на ушко:
 «Мужчиной будь.
 Нашёл по ком жалеть, Сашко.
 Заспи. Забудь.
 А коль заклинило — расклинь
 Тут, у стола, —
 Налей давай и опрокинь.
 И все дела!
 А гроши есть — по новой вжарь:
 Дымись, косей!..
 Ты царь, скажи, или не царь
 Природы всей?
 А раз уж царь, тогда являй
 Себя всего.
 Ну, снял, ну, срезал журавля.
 И что с того?
 Так есть, так было испокон:
 Я в корень зрю.
 Закон? А что тебе закон?
 Тебе? Царю?
 Счихнуть — и боле ничего.
 Всем задом сесть…
 Была б жратва и ряшка — во!
 А совесть, честь
 Тебе, царю, зачем скажи?
 На кой? На что?
 Ты лучше встань и закажи
 Ещё по сто…»
И так — ты веришь — день за днём
 В нутро мне лез,
 Гноил меня гнилым огнём,
 Как хворью лес.
 Чуть оклемаешься:
 «Пошли. —
 Опять он тут. —
 Жена? Да ты её пошли
 Туда, в закут,
 Как подобает мужику,
 Тебе, главе.
 Пошли, а сам кути, шикуй,
 Ночуй в траве.
 А с ночи встал — опять налей
 Не всклень, так взресь…»
И вот уж чую, на нуле
 И сам я весь.
 Шагнул в болото — и не всплыл,
 Завяз на дне.
3
А знал бы ты, каким я был
 Там, на войне.
 Из «дегтяря», из пушки мог,
 Из ПТР.
 Жёг «фердинандов», «тигров» жёг,
 Жёг и «пантер».
 Мог по долинам, по горам
 Ползком-броском…
А так за что бы нам сто грамм
 Давал нарком?
 Давал — солдат ли, офицер,
 С наградой — без.
 С одним условьем: был бы цел
 И чтоб в обрез,
 Ни грамма лишку — всем по сто,
 На фронт, на цепь.
 Приказ — гроза!
Ну, разве что
 Какой рецепт
 По слову доктора… Но чтоб
 Как дурь велит?
 Тут старшина осадит: стоп!
 И замполит
 Заглянет в душу, как отец
 Родной тебе:
 «Ты ж Красной Армии боец…»
И — нет ЧП,
 Нет образины — образ есть
 Твой и страны,
 Есть гнев святой — не злая месть…
А с тем с войны
 Мы и пришли в простом хебе,
 В рябой кирзе,
 Пришли не сами по себе,
 С победой все.
 Пришли от всех военных вех,
 Столиц и сёл.
 С великой памятью о тех,
 Кто не пришёл.
 И не затем, чтоб на миру
 Похвастать, нет.
 Пришли с добром служить добру.
 Вот наш завет:
 Мир — всем. Не только нам и — вам
 На жизнь, на труд…
И кто постарше — по домам,
 В Союз. А тут…
4
А тут, с какой ты стороны
 Ни глянь с колёс,
 Сплошной ожог на полстраны
 Дотла, до слёз.
 Бетон — в разлом, в размол — стекло,
 Пустырь нагой…
 Куда-то золото текло,
 А к нам — огонь.
Огонь с ноги, с колёс, с крыла —
 Из-за креста,
 Чтоб ни двора и ни кола,
 Чтоб ни куста…
Огонь с ремня, с пупка, с плеча,
 Сквозь грохот-свист…
Его со всей Европы, чай,
 Сгорнул фашист,
 Сгорнул и клиньями — марш, марш! —
 За танком танк —
 На нас! А тут уж встал и наш
 Огонь.
 И так
 Из боя в бой, день изо дня,
 Из года в год —
 Сходились, бились два огня:
 Чья чью возьмёт!
 Огонь в огонь, пролом в пролом,
 Зола к золе…
 И всё на нашей в основном
 Живой земле.
Сплошной ожог на полстраны!
 Эх, кабы знать,
 Кого позвать со стороны
 Помочь поднять,
 Отстроить, сладить эту жизнь?..
 Где взять взаймы?
 У них? Да мы за их ленд-лиз —
 Опять же мы! —
 Платили кровью фронтовой
 В жару, в пургу.
 А им — ничто, им сверх того
 Гони деньгу,
 Гони в стальную их мошну,
 Из трюма — в сейф…
Вот так и кончили войну:
 С победой — все.
5
— Да-а… — он помедлил чуть, вздохнул
 И снова: — Да-а…
 Ты, я слыхал, в Москву махнул,
 А я сюда.
 Сюда — на дедовский порог,
 К местам родным.
 Один пришёл из четырёх
 Жив, невредим.
 Один, за вычетом калек
 И кто в земле.
Так что пришлось тянуть за всех,
 И в том числе…
 И в том числе — ты уж прости
 За прямоту —
 И за тебя пластал пласты,
 Вёл борозду,
 Пахал и сеял, хлеб возил
 От всей души.
 А на какие сам я жил
 Шиши-гроши? —
 Молчу.
 А тут ещё — налог:
 Терпи, село.
Теперь-то что! А было ох
 Как тяжело.
 А было — ты уж извини,
 Скажу как есть, —
 Был голый хворост — трудодни,
 Корзинки плесть.
 А что в корзинки класть? К тому ж —
 Соображай —
 Два года кряду опаль, сушь,
 Неурожай…
А в пятьдесят уже седьмом
 Качнулась весть:
 Мы там, на самом на самом
 Коньке небес.
 Мы там, мы там — вокруг Земли
 Наш спутник пел.
 Один в неезженой дали
 И — не робел.
 Ходил-звенел по небесам,
 Высокий наш.
А вслед за ним Гагарин сам
 На тот этаж
 Взошёл — весь радостный такой,
 Весь мировой —
 От нашей силы заводской,
 От полевой.
 Взошёл, как всходит стебель ржи
 Сквозь тлен и прах…
6
Где сердце дерева, скажи?
 В его корнях.
 И это нет, не ах-стихи,
 Не гром-оркестр.
 Мотор, он тоже от сохи,
 От сельских мест,
 От этих вот борозд в поту,
 От скотных баз…
Ведь кто, скажи, Караганду,
 Второй Донбасс,
 Поднял? А кто Кузнецк возвёл?
 Магнитогорск?
 Конечно — город, комсомол…
Но вот вопрос:
 Откуда ж он такой большой,
 Рабочий класс?
 А всё от нас, где суп с лапшой,
 Где щи да квас.
 От нас — от этих вот полей
 На тот большак, —
 Кто по душе-мечте своей,
 А кто и так
 По спискам тем — в Караганду,
 На «Уралмаш»…
 Так что металл в своём роду
 Он тоже — наш
 В длину — цветной ли он, стальной —
 И в ширину,
 А в общем-целом — земляной.
А взять войну…
7
Кто всем числом ушёл на фронт,
 Как тот райком?
 А наш мужской, колхозный род —
 Весь целиком.
 В семнадцать лет и в пятьдесят,
 Минуя бронь,
 Мужик-солдат, мужик-сержант —
 Туда, в огонь.
 Туда. И там — в огне с огнём —
 Скажи, не так? —
 Он — и пехота в основном,
 И он же — танк.
 Везде по всей передовой,
 За рядом — ряд.
 Чья пуля первая? Его.
 А чей снаряд?
 Его. У Волги ль, под Москвой,
 Везде, где фронт, —
 Он вполовину лёг, мужской
 Колхозный род.
 Лёг — и уже не отпросить
 В обратный ход.
А тут нам атомом грозить
 Стал берег тот.
 И базы, базы — по кольцу,
 Чтоб нас достать…
8
И снова городу-отцу
 Деревня-мать
 Свой уступила интерес —
 В который раз! —
 Подрост, какой он ни на есть, —
 В рабочий класс,
 В науку, в спорт… Нельзя поврозь
 Среди людей.
Колхоз без города — что воз
 Без лошадей.
 Плуги, цемент, машины там,
 Товары все —
 Как ток живой по проводам,
 К нам — по шоссе,
 По большаку — на общий круг.
 И — наконец! —
 Пришёл и к нам он, ситный друг,
 Рубль-молодец.
 Пришёл и сразу же сместил,
 Снял трудодень.
 «Ещё, — как лектор известил, —
 Одна ступень
 Вперёд…»
 Ну, то есть на подъём.
 И нет, не врал.
Ты погляди, какой я дом
 Срубил-сыграл,
 Поднял! И чуть ли не с нуля.
 Ступень? Ступень.
 Рубль, он — силач! Но у рубля
 Есть тоже тень.
 А в той тени, хоть путь и прям, —
 Остерегись! —
 Там их, родимых, дыр и ям —
 Что нор от крыс
 В подспуд, где с той ещё поры
 Дух тех времён…
Вот из одной такой дыры
 И выполз он,
 Тот самый змей, ему бы в пасть
 Хо-ороший кляп.
 А он — зигзагом — в барду шасть
 И — как да кап!
 И — бульк да бульк! — как из онуч,
 В змеевики.
 Ну а потом — ох и вонюч! —
 За кадыки
 Из стаканов, а иногда
 Так — из горла…
Когда б не он, я б никогда
 Не снял с крыла
 Такую птицу. Что я — зверь
 Иль злобный враг?
 Вот и казню себя теперь.
 А было как?
9
Всё расскажу про ту беду,
 Лексаныч-друг,
 Да только дай переведу
 Немного дух.
 Дай, как малому, по складам
 Собраться мне.
Уж год, а я всё в мыслях там,
 В том самом дне,
 Стою на вырубке — продрог —
 И впрямь как пень.
 Добыча — тьфу! — один чирок
 За целый день.
 Один чирок на целый лес
 Ещё с утра.
 А день уже считай что весь.
 Домой пора.
 Закат в дожде всё гас и гас —
 Светил едва…
Я флягу с пояса — и раз
 Глотнул и два…
 И телом слышу: потеплел.
 Ожил казак.
 И только это я успел,
 Гляжу: косяк
 Углом и прямо на меня:
 Куда?! Назад!
 Но где там. Лес тому судья:
 Хмельной азарт
 Опередил рассудок мой
 Путём ствола
 И кучной дробью по прямой
 В излом угла,
 В грудь головного журавля
 Ударил — ах! —
 И словно с мачты корабля
 Высокий флаг
 Сорвал…
И стал я самому
 Себе — не свой.
 Двустволку бросил — и к нему.
 Гляжу: живой.
 Живой! Поднял его к плечу
 И так вот с рук
 Туда, назад отдать хочу:
 Лети, мол, друг.
 Такое, нет, не позабыть,
 Дышу пока.
 Хочу, как на печь, подсадить
 На облака.
 «Ну, милый, ну… — Я так, я сяк. —
 Ну, серый, ну…»
И вот уж, вижу, сам косяк
 Скрал вышину
 И каруселью по кольцу
 То вверх, то вниз, —
 И ветром крыльев по лицу
 Хлобысть, хлобысть.
 За кругом круг всё «кру» да «кру»,
 Труба к трубе…
И стало мне уж вот как, друг,
 Не по себе.
 Все трубы в крик один слились,
 В крик всей родни, —
 Так жалковать умеют лишь
 Одни они.
 «Кру-кру!.. Кру-кру!..» — над головой,
 Мороз в душе.
И я застыл, как сам не свой.
 А ночь уже.
 Уже не видно птиц самих
 Сквозь морок-мрак…
А тут — представь! — он с рук моих,
 Он — их вожак —
 Раз протрубил, два протрубил
 И в третий раз.
 И до меня дошло: то был
 Сигнал, приказ
 Лететь — держать всё тот же курс
 По той звезде
 И землю нашу, нашу Русь,
 Всегда, везде
 Любить — в гостях ли, не в гостях —
 И век, и миг…
И не ослушался косяк —
 Ушёл, затих,
 Истаял ветром вдалеке,
 В дожде, в ночи…
И вдруг я слышу: на руке
 Оно стучит,
 Сердечко пленное его,
 Туда-сюда,
 Как у внучонка моего,
 Когда беда,
 Когда ударит над избой
 Нежданный гром…
И я где чащей, где тропой
 Бегом, бегом,
 Как из огня, с передовой,
 Быстрей, быстрей,
 И Нюрке — на руки его,
 Как медсестре.
 А сам — была, мол, не была —
 Ни врач, ни бог,
 Обломок правого крыла
 В обжим, в лубок,
 И на денник — подранка. Там
 Хоть — небосвод.
 Насыпал проса к воротам,
 Вдруг поклюёт.
 И лишь потом уткнулся в сон,
 Как в синь-туман…
10
А из тумана, вижу, он,
 Мой брат Иван,
 Идёт.
 В петлицах — кубари
 На голубом,
 Идёт, касается зари
 Высоким лбом,
 Как будто с неба, где был сбит,
 Из-за Днепра,
 И прямо в сердце мне глядит:
 «Ты что же, брат,
 В своих-то бьёшь. Нехорошо.
 Ты что, фашист?..»
 И отодвинулся, ушёл, —
 Высок, плечист.
 Ушёл посмертно молодой,
 Во цвете лет…
 А я — за ним. Кричу: постой!
 Во двор, в рассвет.
 Он — на денник, и я за ним.
 Рад и не рад.
 Гляжу, а он уж недвижим,
 Мой журка-брат,
 Лежит — крылами на восток —
 Как в пепле весь…
Вот с той поры я не ходок
 В тот самый лес.
 Там суд идёт. — Он глянул вверх,
 В пустую синь.
— Не царь природы человек,
 Не царь, а сын.

