1
Нам не по курсу камерность и косность,
 Нам ни к чему трибунный гром и спесь…
 Есть километр, который прямо в космос
 Отважно устремляется, а есть…
 Есть и такой, который тут, под небом
 Под этим синим, рядом с бороздой,
 Из века в век ходил к земле за хлебом
 И прозывался издавна верстой.
 Стожильный наш! Ходил и недалече
 И далеко — по всей, по всей, по всей…
 Ох, сколько ж он тягла перекалечил!
 Ох, сколько ж он пообломал осей
 По всей стране!.. Треклятый на ухабах
 И бранно крытый посреди дождей…
 А было, помню, было: наши бабы
 Входили в упряжь вместо лошадей
 И хлеб везли на станцию для фронта,
 Для мужиков, что бились на войне…
Я эту память прямо с горизонта
 Глазами взял. И до сих пор она во мне,
 Она болит, не закрывает двери
 В живую даль неотболевших лет.
2
И вот стою, стою — ногам не верю:
 Да тот ли это твёрдый километр,
 Который так везде и всюду ждали —
 И долгий век, и год, и каждый день —
 Вот эти все соломенные дали,
 Вся эта глушь российских деревень?
 И — дождались!
 Сквозь летний зной, сквозь осень,
 Сквозь белые пустыни февраля
 Пролёг асфальт, как праздник всем колёсам, —
 Газуй, шофёр, аж до ворот Кремля!
 Рули, давай, полями и лугами,
 Через леса, с моста лети на мост!..
3
И вдруг я вздрогнул — космос под ногами:
 Хлеб на шоссе, как миллионы звёзд!
 Хлеб на шоссе, как золото на чёрном,
 И не с каких-то высших там орбит,
 А из «КамАЗов» — зёрна… зёрна… зёрна…
 Такое чувство, будто кто убит —
 Хлеб на шоссе! Овёс… Ячмень… Пшеница…
 Ну как такой разор остановить?!
 Течёт зерно!.. Чубы мелькают… Лица…
 И я кричу, чтоб волком не завыть:
 — Да это ж хлеб, товарищи! Негоже
 С ним так безбожно поступать в пути! —
 А те чубы: — Ты кто такой хороший?
 — Я человек. — Тогда иди, иди…
 — А я-то думал, поп какой в берете.
 Садись, давай!.. Подброшу за трояк. —
 И с места — вжик! Один. Второй. И третий…
 А я?.. А я, как вопиющий знак,
 Чуть не дымлюсь от лекторского пыла,
 Машу руками возле полотна…
4
О, если б вдруг… О, если б можно было
 Достать дорогу с ладожского дна!
 Достать всю ту, что по льду шла, как в гору,
 Как солнце сквозь блокадное ушко,
 Вся в пятнах крови — курсом на «Аврору» —
 Где днём с огнём, а где и с посошком
 На ощупь шла, не изменяя курсу,
 В голодный прорываясь Ленинград.
Одно зерно — в цене равнялось пульсу
 И капле крови в тысячу карат.
 Одно зерно! А тут их — миллионы
 Течёт и под колёсами хрустит…
 О если б можно было, если б можно —
 Да пусть меня милиция простит! —
 Я б ту дорогу накрутил, как вожжи,
 И, вознеся молитву небесам,
 По тем чубам, по лицам, как по рожам,
 По их пустым, беспамятным глазам —
 Вот так и так!.. — Да где же ваша совесть?
 В каком таком застряла далеке?! —
 Витийствую.
5
А малость успокоясь,
 Гляжу: старушка в пёстреньком платке
 Сметает зёрна веничком в совочек
 С дороги, как с артельского стола.
 Зовёт меня: — Иди сюда, сыночек, —
 И край мешка мне в две руки дала. —
 — Не упускай, держи вот — палец в палец. —
 И я, как новобранец на плацу,
 Во фрунт стою. Стою и улыбаюсь
 Её рукам, её глазам, лицу.
 Стою и улыбаюсь… И она мне
 Даёт свой свет и ласковый уют.
 — Как вас зовут? — Марией Николавной. —
 А я подумал: совестью зовут.

