1
Мои осенние поля…
 Как пусто в них! Ни журавля,
 Ни аиста в холодном небе,
 Ни даже вздоха там о хлебе,
 Давно сошедшем в закрома.
 И где-то там уже зима
 Готовит белую угрозу,
 И дни одной щекой к морозу
 Идут, снижая облака…
И вот уж с вешалки рука
 Снимает плащ, и чья-то воля
 Из одного в другое поле
 Ведёт меня. Зачем? Куда?
 Какая странная звезда
 Сокрыта там, в седом тумане?
 Хоть не видать её, а манит,
 Как донный вздох из камыша…
И вот уже щемит душа
 В моей груди и там, во поле,
 Как боль сама и эхо боли,
 Чужая чья-то и своя —
 Зовёт, и я иду в поля.
2
Иду в осенние поля,
 Не рву рывком с плеча ружья,
 Не целюсь в бедного зайчишку,
 Пускай себе живёт, трусишка,
 Пускай бежит за горизонт
 И всё, что поле даст, грызёт.
 А я, где пахотой, где пожней,
 Иду и в полдний час, и в поздний
 В литых отцовских сапогах,
 Не тороплю усталый шаг,
 Души своей не тороплю
 И говорю себе: люблю.
До слёз люблю такую пору,
 Когда и сам, под стать простору,
 Раскидан весь и отворён,
 Как взрыв, и тут же взят в полон
 Тоской полей остро и хватко
 До узелка…
Но вот загадка:
 Куда иду? И почему?
 Подал бы руку — но кому?
 Сказал бы слово — но о чём?
 Плечо бы чьё своим плечом
 Доукрепил… Да только жаль,
 Во все концы немая даль
 Крестом лежит сквозно и мглисто…
 И никого — ни тракториста,
 Ни конюха, ни овчара,
 Лишь я один, как и вчера.
 Один, но мне не одиноко, —
 Во мне самом идёт дорога
 Особой меты и длины —
 Дорога в память той войны
 И в сторону того омёта,
 Что, словно кто открыл ворота
 Из августа в предзимний день,
 Стоит и отрицает тень.
3
И я иду в его зарю
 И, подойдя, благодарю
 За приглашенье в летний полдень,
 За свет, которым он наполнен,
 За то, что он жилой такой…
И я прилёг, прильнув щекой
 К нему, как к печке русской, дома…
 И слышу вдруг, как через дрёму
 Совет мне кто-то подаёт:
 — Ты встань и постучись в омёт.
И я не пренебрёг советом, —
 Встаю, стучусь, как будто это
 И в самом деле чей-то дом.
 А раз есть дом, то в доме том
 Должны же быть и домочадцы.
 Чего бы к ним не постучаться?
Стучусь. И сам себе не верю:
 Передо мной раскрылись двери,
 Мол, раз уж надо — заходи
 И всё, что можешь, огляди.
4
И я ступил в омёт. Да только
 Где тут хоромы со светёлкой?..
 Таких тут и в помине нет, —
 Тут не хоромы — целый свет.
Но свет не то чтобы всевышний,
 Как белый наш, а летописный,
 Бестеневой, упавший ниц,
 Как тот, с пергаментных страниц.
И не такой уж чтобы светлый, —
 В нём что-то есть не то от пепла,
 Не то от праха что-то есть, —
 Такой он запредельный весь.
5
Зато вокруг всё то же поле,
 Но в нём — другое время, что ли? —
 Не те косилки, трактора…
 В разгаре страдная пора
 Косьбы и сенозаготовки, —
 Там грабли вон, а тут литовки
 Вонзились в жаркие валки…
 А бабы где? Где мужики?
И сразу стало сердцу трудно:
 Покос в степи, а так безлюдно?
 Такого, нет, не может быть.
 Кому-то ж надо пособить?
И я, невольно озираясь,
 Тревожным взглядом упираюсь
 То вон в ходки, то в хомуты.
 То в ту вон, полную воды,
 Дубовую сырую кадку…
 Ну, что за чёрт — и тут загадка,
 Хоть самого себя казни!..
И вдруг — ах, вон где все они! —
 Увидел их — и сердце радо, —
 В лесопосадке всей бригадой
 Они сидят, здоровяки, —
 Швытковы, Шпаки, Рудаки,
 Чинилины и Ивановы,
 Кондрашины и Острецовы…
 Безусые, но не юнцы,
 Плечом и статью — молодцы,
 И все едят сливную кашу,
 И все молчат. А что тут скажешь?
 Обед, брат, он и есть обед.
Но почему здесь женщин нет,
 Красавиц, в ком души не чаю?
 Меня такое удручает.
 Ни кротких нет, ни озорных…
 Ну, а какой покос без них?
 Без них покоса не бывает,
 Без них охота убывает
 Валки валить до той межи…
 А целоваться с кем, скажи?
Но факт есть факт. А в чём причина? —
 Об этом лучше знать мужчинам,
 Но те сидят себе, молчат
 Про жён своих и про девчат.
Вдруг обожгла меня забота,
 В их лицах что-то есть от фото
 Тех давних, довоенных лет…
 Какой-то запредельный свет?
Но я беспечным быть стараюсь,
 К ним подхожу и улыбаюсь,
 Безмолвным землякам своим,
 И — здрасте! — говорю всем им.
 А Рудяку привет особый:
 — Как поживаешь, дядя Стёпа? —
 И отдаю ему поклон,
 Как старшему из всех,
 А он… А он — как эхо из окопа:
 — Какой тебе я дядя Стёпа?
 По возрасту — ты дядя мне.
 А по своей по седине
 Уже сойдёшь и за папашу.
 Ты лет на сорок всех нас старше.
 Не веришь? Зеркало бы дал,
 Да бабой я ещё не стал.
Так и сказал, как подытожил.
 А у меня мороз по коже
 От слов, не ясных мне вполне.
 — А что сказать твоей жене,
 Такой хорошей тёте Нюре?
 — А то скажи, что вот покурим,
 Докосим клевер и — придём…
6
В лицо ударило дождём, —
 И я открыл глаза, опомнясь:
 Была уже сырая полночь,
 Шёл туч растрёпанный свинец…
 И только там я наконец
 Пришёл в себя и сердцем понял,
 Какой же верой я наполнен
 В то, что они ещё живут, —
 Докосят клевер и — придут,
 Придут в конце моей строки,
 Всем похоронкам вопреки.

