Уже окончился день, и ночь
 Надвигается из-за крыш…
 Сапожник откладывает башмак,
 Вколотив последний гвоздь.
 Неизвестные пьяницы в пивных
 Проклинают, поют, хрипят,
 Склерозными раками, желчью пивной
 Заканчивая день…
 Торговец, расталкивая жену,
 Окунается в душный пух,
 Свой символ веры — ночной горшок
 Задвигая под кровать…
 Москва встречает десятый час
 Перезваниванием проводов,
 Свиданьями кошек за трубой,
 Началом ночной возни…
 И вот, надвинув кепи на лоб
 И фотогеничный рот
 Дырявым шарфом обмотав,
 Идет на промысел вор…
 И, ундервудов траурный марш
 Покинув до утра,
 Конфетные барышни спешат
 Встречать героев кино.
 Антенны подрагивают в ночи
 От холода чуждых слов;
 На циферблате десятый час
 Отмечен косым углом…
 Над столом вождя — телефон иссяк,
 И зеленое сукно,
 Как болото, всасывает в себя
 Пресспапье и карандаши…
 И только мне десятый час
 Ничего не приносит в дар:
 Ни чая, пахнущего женой,
 Ни пачки папирос.
 И только мне в десятом часу
 Не назначено нигде —
 Во тьме подворотни, под фонарем —
 Заслышать милый каблук…
 А сон обволакивает лицо
 Оренбургским густым платком;
 А ночь насыпает в мои глаза
 Голубиных созвездии пух.
 И прямо из прорвы плывет, плывет
 Витрин воспаленный строй:
 Чудовищной пищей пылает ночь,
 Стеклянной наледью блюд…
 Там всходит огромная ветчина,
 Пунцовая, как закат,
 И перистым облаком влажный жир
 Ее обволок вокруг.
 Там яблок румяные кулаки
 Вылазят вон из корзин;
 Там ядра апельсинов полны
 Взрывчатой кислотой.
 Там рыб чешуйчатые мечи
 Пылают: «Не заплати!
 Мы голову — прочь, мы руки — долой!
 И кинем голодным псам!»
 Там круглые торты стоят Москвой
 В кремлях леденцов и слив;
 Там тысячу тысяч пирожков,
 Румяных, как детский сад,
 Осыпала сахарная пурга,
 Истыкал цукатный дождь…
 А в дверь ненароком: стоит атлет
 Средь сине-багровых туш!
 Погибшая кровь быков и телят
 Цветет на его щеках…
 Он вытянет руку — весы не в лад
 Качнутся под тягой гирь,
 И нож, разрезающий сала пласт,
 Летит павлиньим пером.
 И пылкие буквы
 «МСПО»
 Расцветают сами собой
 Над этой оголтелой жратвой
 (Рычи, желудочный сок!)…
 И голод сжимает скулы мои,
 И зудом поет в зубах,
 И мыльною мышью по горлу вниз
 Падает в пищевод…
 И я содрогаюсь от скрипа когтей,
 От мышьей возни хвоста,
 От медного запаха слюны,
 Заливающего гортань…
 И в мире остались — одни, одни,
 Одни, как поход планет,
 Ворота и обручи медных букв,
 Начищенные огнем!
 Четыре буквы:
 «МСПО»,
 Четыре куска огня:
 Это —
 Мир Страстей, Полыхай Огнем!
 Это-
 Музыка Сфер, Паря
 Откровением новым!
 Это — Мечта,
 Сладострастье, Покои, Обман!
 И на что мне язык, умевший слова
 Ощущать, как плодовый сок?
 И на что мне глаза, которым дано
 Удивляться каждой звезде?
 И на что мне божественный слух совы,
 Различающий крови звон?
 И на что мне сердце, стучащее в лад
 Шагам и стихам моим?!
 Лишь поет нищета у моих дверей,
 Лишь в печурке юлит огонь,
 Лишь иссякла свеча, и луна плывет
 В замерзающем стекле…
Эдуард Багрицкий — Ночь: Стих
> 

