Ирине Викторовой
Опять спектакль по радио звучит
 И сердце мне, как пальцами, сжимает.
 Мир, как театр, погаснув замирает,
 И только память заревом горит.
Тут вечность: не пушинки не смахнешь.
 На сцене — зал. А у окна в сторонке
 О чем-то бурно спорит молодежь.
 А ты сейчас стремительно войдешь,
 Заговоришь и засмеешься звонко.
Я помню все до крохотного вздоха…
 Теперь помчит по коридорам звон,
 Ты стул чуть двинешь в сторону, и он
 Вдруг, словно дед, прошамкает: «Мне плохо…»
Спектакль идет. А вот теперь ты дома
 Средь моря книг, средь бронзы и шкафов.
 Я слышу легкий звук твоих шагов,
 Почти до острой нежности знакомый.
Ты говоришь, но что ты говоришь,
 Уже неважно. Главное не слово,
 А звуки, звуки голоса грудного,
 Который ты, как музыку, творишь.
А вот сейчас ты к шкафу подойдешь,
 Положишь книгу и захлопнешь дверцу.
 Ах, как щемит и радуется сердце,
 Ты здесь, ты рядом, дышишь и живешь!
Накал завязки: злая правда слов
 О подлости. Как будто ранят зверя.
 И крик твой: «Нет! Не смейте! Я не верю!»
 И вся ты — гнев, и мука, и любовь!
А в зале нарастает напряженье,
 Он здесь, он твой, волнений не тая.
 Скрип кресла, возглас, кто-то от волненья
 Чуть кашлянул, возможно даже, я.
Да, все с тобою, только позови.
 И ты ведешь их трепетно и свято,
 Как по тугому звонкому канату
 К высокой правде, счастью и любви.
Кто выдумал, что время быстротечно,
 Что бег его нельзя остановить?
 Нет! Как мустанг, что выскочил беспечно,
 Оно отныне взнуздано навечно,
 И ты в седле, ты вечно будешь жить!
Спектакль идет. Он все еще со мной,
 Ах, как мне жаль, что ты меня не слышишь!
 Ты в двух шагах, живешь, смеешься, дышишь,
 Ну просто хоть коснись тебя рукой!
Еще чуть-чуть, еще совсем немного —
 И занавес бесшумно упадет,
 И вмиг тебя и звезды у порога
 Все два часа безжалостно и строго
 От наших дней незримо отсечет…
Но вот и он. Постой, а что потом?
 Потом — как буря вспыхнувшие лампы,
 Оваций гулко падающий гром
 И ты в цветах, стоящая у рампы…
А что еще, чего на пленке нет?
 Еще — стук сердца птицей многокрылой,
 Средь всех цветов — еще и мой букет
 И шепот твой сквозь шум: «Спасибо, милый!»
За окнами уныло тянет вой
 Ветрище, как наскучивший оратор.
 Твой легкий шаг, твой смех и голос твой
 В Останкино, спеша уйти домой,
 Скрутил в рулон усталый оператор.
Но ветер стих. И вновь такая тишь,
 Что звон в ушах. И кажется до боли,
 Что вот сейчас, сейчас ты позвонишь
 Уже моя, без грима и без роли…
А впрочем, что мне милый этот бред?!
 Не будет ни звонка, ни почтальона,
 Ни нынче и ни через много-много лет,
 Ведь нет туда ни почты, ни ракет
 И никакого в мире телефона.
Но пусть стократ не верит голова,
 А есть, наверно, и иные силы,
 Коль слышит сердце тихие слова,
 Прекрасные, как в сказках острова,
 И легкие, как вздох: «Спасибо, милый!»…

