I
Вьюга метет неровно,
Бьет снегом в глаза и рот,
И хочет она Петровну
С обрыва швырнуть на лед.
А та, лишь чуть-чуть сутулясь
И щеки закрыв платком,
Шагает, упрямо щурясь,
За рослым проводником.
Порой он басит нескладно:
— Прости уж… что так вот… в ночь.,
Она улыбается:— Ладно!
Кто будет-то, сын иль дочь?
А утром придет обратно
И скажет хозяйке:— Ну,
Пацан! Да такой занятный,
Почти шестьдесят в длину.
Поест и, не кончив слова,
Устало сомкнет глаза…
И кажется, что готова
До завтра проспать! Но снова
Под окнами голоса…
Охотник ли смят медведем,
Рыбак ли попал в беду,
Болезнь ли подкралась к детям:
— Петровна, родная, едем!
— Сейчас я… Иду, иду!..
«Петровнушкой» да «Петровной»
Не месяц, не первый год
Застенчиво и любовно
Зовет ее тут народ.
Хоть, надо сказать, Петровне
Нету и сорока,
Ей даже не тридцать ровно,
Ей двадцать седьмой пока!
В решительную минуту
Нервы не подвели,
Когда раздавали маршруты,—
Прямо из института
Шагнула на край земли.
А было несладко? Было!
Да так, что раз поутру
Поплакала и решила:
— Не выдержу, удеру!
А через час от дома,
Забыв про хандру и страх,
Летела уже в санях
Сквозь посвист пурги к больному.
И все-таки было, было
Одно непростое «но».
Все горе в том, что любила
Преданно и давно.
И надо ж вот так, как дуре,
Жить с вечной мечтой в груди:
Он где-то в аспирантуре,
А ты не забудь и жди!..
Но, видно, не ради смеха
Тот свет для нее светил.
Он все-таки к ней приехал.
Не выдержал и приехал!
Как видно, и сам любил!
Рассветы все лето плыли
Пожарами вдоль реки…
Они превосходно жили
И в селах людей лечили
В два сердца, в четыре руки.
Но дятел в свой маленький молот
Стучит уж: готовь закрома,
Тайга — это вам не город,
Скоро пурга и холод —
Северная зима.
И парень к осени словно
Чуточку заскучал,
Потом захандрил, безусловно,
Печально смотрел на Петровну,
Посвистывал и молчал.
Полный дальних проектов,
Спорил с ней. Приводил
Сотни разных моментов,
Тысячи аргументов.
И все же смог, убедил.
Сосны слезой гудели,
Ныли тоской провода:
Что же ты, в самом деле?!
Куда ты, куда, куда?
А люди не причитали.
Красив, но суров их край.
Люди, они понимали:
Тайга — не столичный рай.
Они лишь стояли безмолвно
На холоде битый час,
Ты не гляди, Петровна,
Им только в глаза сейчас.
Они ведь не осуждают.
И, благодарны тебе,
Они тебя провожают
К новой твоей судьбе.
А грусть? Ну так ты ведь знаешь,
Тебе-то легко понять:
Когда душой прирастаешь,
Это непросто — рвать!
От дома и до машины
Сорок шагов всего.
Спеши же по тропке мимо,
Не глядя ни на кого.
Чтоб вдруг не заныло сердце
И чтоб от прощальных слов
Не дрогнуть, не разреветься!
— Ты скоро ли? Я готов!
Ну вот они все у хаты,
Сколько же их пришло:
Охотники и ребята,
Косцы, трактористы, девчата,
Да тут не одно село!
Как труден шаг на крыльцо…
В горле сушь, как от жажды.
Ведь каждого, каждого, каждого
Не просто знала в лицо!
Помнишь, как восемь суток
Сидела возле Степана.
Взгляд по-бредовому жуток,
Предплечье — сплошная рана.
Поднял в тайге медведя.
Сепсис. Синеет рука…
В город везти — не доедет.
А рана в два кулака…
Как только не спасовала? —
Сама бы сказать не смогла.
Но только взялась. Сшивала,
Колола и бинтовала,
И ведь не сдалась. Спасла!
После профессор долго
Крутил его и вздыхал.
— Ну, милая комсомолка,
Просто не ожидал!
Помнишь доярку Зину,
Тяжкий ее плеврит?
Вон она у рябины,
Плачет сейчас и молчит.
А комбайнер Серега?
Рука в барабане… Шок…
Ты с ним провозилась много.
Но жив! И работать смог!
А дети? Ну разве мало
За них довелось страдать?
Этих ты принимала,
Других от хвороб спасала,
И всем как вторая мать!
Глаза тоскуют безмолвно…
Фразы:— Счастливый путь!..
Аннушка! Анна Петровна!
Будь счастлива! Не забудь!
Сорок шагов к машине…
Сорок шагов всего!
А сердце горит и стынет,
Бьется, как вихрь в лощине,
И не сдержать его!
Сорок всего-то ровно…
И город в огнях впереди…
Ну что же ты встала, Петровна?
Иди же, скорей иди!
Дорожный билет в кармане
Жжет, словно уголь, грудь.
Все как в сплошном тумане…
Ни двинуться, ни шагнуть.
И, будто нарочно, Ленка —
Дочь Зины, смешной попугай,
Вдруг, побелев как стенка,
Прижалась с плачем к коленкам:
«Не надо! Не уезжай!»
Петровна, еще немного…
Он у машины. Ждет…
Совсем немного вперед,
И вдаль полетит дорога!
«Бегу, как от злой напасти,
От жизни. Куда, зачем?
А может, вот это и счастье —
Быть близкой и нужной всем?!
Так что же, выходит, мало.
От лучших друзей бегу!»
Вдруг села на тюк устало
И глухо-глухо сказала:
— Не еду я… не могу!..
Не еду, не уезжаю! —
И, подавляя дрожь,
Шагнула к нему:— Я знаю,
Ты добрый, ты все поймешь!
Прости меня… Не упрямься…
Прошу… Ну, почти молю!
При всех вот прошу: останься!
Я очень тебя люблю!
И будто прорвало реку:
Разом во весь свой пыл
К приезжему человеку
Кинулись все, кто был.
Заговорили хором —
Грусть как рукой смело,—
Каким будет очень скоро
Вот это у них село.
Какая будет больница
И сколько новых домов,
Телецентр подключится,
А воздух? Такой в столице
Не купишь за будь здоров!
Тот даже заколебался:
— Ой, хитрые вы, друзья! —
Хмурился, улыбался
И вроде почти остался.
Но после вздохнул:— Нельзя!.
И тихо Петровне:— Слушай,
Так не решают вопрос.
Очнись. Не мотай мне душу!
Ведь ты это не всерьез?!
Романтика. Понимаю…
Я тоже не вобла. Но
Все это… я не знаю,
Даже и не смешно!
И там, там ведь тоже дело.—
И взглядом ищет ответ.
Петровна, белее мела,
Прямо в глаза посмотрела:
— Нет!— И еще раз:— Нет!..
Он тоже взглянул в упор
И тоже жестко и хмуро:
— Хорошая ты, но дура…
И кончили разговор!
Как же ты устояла?
И как поборола печаль?..
Машина давно умчала,
А ты все стояла, стояла,
Глядя куда-то вдаль…
Потом повернулась:— Будет!-
Смахнула слезинки с глаз
И улыбнулась людям:
— Ну, здравствуйте еще раз!
Забыть ли тебе, Петровна,
Глаза, что тебя любя
(В чем виноваты словно),
Радостно и смущенно
Смотревшие на тебя?!
Все вдруг зашумели вновь:
— Постой-ка, ну как же? Как ты?
Выходит, что из-за нас ты
Сломала свою любовь?!
— Не бойтесь. Мне не в чем каяться.
Это не ложный след.
Любовь же так не ломается.
Она или есть, или нет!
В глазах ни тоски, ни смеха.
Лишь сердце щемит в груди:
«У-ехал, у-ехал, у-ехал…
И что еще впереди?!»
Что будет? А то и будет!
Твердо к дому пошла.
Но люди… Ведь что за люди!
Сколько же в них тепла…
В знак ласки и уваженья
Они у ее крыльца,
Застывшую от волненья,
Растрогали до конца,
Когда, от смущенья бурый,
Лесник — седой человек —
Большую медвежью шкуру
Рывком постелил на снег.
Жар в щеки! А сердце словно
Сразу зашлось в груди!..
Шкуру расправил ровно:
— Спасибо за все, Петровна,
Шагни вот теперь… Входи!
Слов уже не осталось…
Взглянула на миг кругом,
Шагнула, вбежала в дом
И в первый раз разрыдалась…
II
На улице так темно,
Что в метре не видно зданья.
Только пришла с собранья,
А на столе — письмо!
Вот оно! Первый аист!
С чем только ты заглянул?
Села, не раздеваясь,
Скинув платок на стул.
Кто он — этот листочек:
Белый иль черный флаг?
Прыгают нитки строчек…
Что ты? Нельзя же так!
«…У вас там еще морозы,
А здесь уже тает снег.
Все в почках стоят березы
В парках и возле рек.
У нас было все, Анюта,
Дни радости и тоски,
Мне кажется почему-то,
Что оба мы чудаки…
Нет, ты виновата тоже:
Решила, и все. Конец!
Нельзя же вот так. А все же
В чем-то ты молодец!
В тебе есть какая-то сила.
И хоть я далек от драм,
Но в чем-то ты победила,
А в чем — не пойму и сам.
Скажу: мне не слишком нравится
Жить так вот, себя закопав.
Что-то во мне ломается,
А что-то кричит: «Ты прав!»
Я там же. Веду заочный.
Поздравь меня — кандидат!
Эх, как же я был бы рад…
Да нет, ты сидишь там прочно!
Скажу еще ко всему,
Что просто безбожно скучаю,
Но как поступить, не знаю
И мучаюсь потому…»
III
Белым костром метели
Все скрыло и замело,
Сосны платки надели,
В платьицах белых ели,
Все что ни есть — бело!
К ночи мороз крепчает,
Лыжи как жесть звенят,
Ветер слезу выжимает
И шубку, беля, крахмалит,
Словно врачебный халат.
Ночь пала почти мгновенно,
Синею стала ель,
Синими — кедров стены,
Кругом голубые тени
И голубая метель…
Крепчает пурга и в злобе
Кричит ей:. «Остановись!
Покуда цела — вернись,
Не то застужу в сугробе!»
Э, что там пурга-старуха!
И время ли спорить с ней?!
Сердце стучится глухо:
«Петровна, скорей, скорей!»
Лед на реке еще тонок,
Пускай! Все равно — на лед!
На прииске ждет ребенок,
Он болен. Он очень ждет!
Романтика? Подвиг? Бросьте!
Фразы — сплошной пустяк!
Здесь так рассуждают гости,
А те, кто живут,— не так.
Здесь трудность не ради шуток,
Не веришь, так убедись.
Романтика — не поступок,
Романтика — это жизнь!
Бороться, успеть, дойти
И все одолеть напасти
(Без всякой фразы, учти),
Чтоб жизнь человеку спасти,—
Великое это счастье!
IV
Месяц седую бороду
Выгнул в ночи, как мост,
Звезды висят над городом,
Тысячи ярких звезд…
Сосульки падают в лужицы,
Город уснул. Темно.
Ветер кружится, кружится,
Ветер стучит в окно.
Туда, где за шторой тихою
Один человек не спит,
Молча сидит за книгою
И сигаретой дымит.
К окошку шагнул. Откинул
Зеленую канитель.
Как клавиши ледяные,
Позванивает капель.
Ветер поет и кружит,
Сначала едва-едва,
Потом, все преграды руша,
Гудит будто прямо в душу,
А в ветре звучат слова:
Трудно тебе и сложно…
Я к вешним твоим ночам
Примчал из глуши таежной,
Откуда — ты знаешь сам.
Да что говорить откуда!
Ты понял небось и так.
Хочешь увидеть чудо?
Смотри же во тьму, чудак!
Видишь, дома исчезают,
Скрываются фонари,
Они растворяются, тают…
Ты дальше, вперед смотри…
Видишь: тайга в метели
Плывет из белесой тьмы,
Тут нет никакой капели,
Здесь полная власть зимы.
Крутятся вихри юрко…
А вот… в карусельной мгле
Крохотная фигурка
Движется по земле.
Без всякой лыжни, сквозь ели,
Сквозь режущий колкий снег
Она под шабаш метели
Упрямо движется к цели:
Туда, где в беде человек!
Сквозь полночь и холод жгучий,
Сквозь мглистый гудящий вал
Сощурься., взгляни получше!
Узнал ты ее? Узнал?
Узнал ты ее такую,
Какую видел не раз:
Добрую, озорную
И вовсе ничуть не стальную,
С мягкою синью глаз…
Веки зажмурь и строго,
Какая б ни шла борьба,
Скажи, помолчав немного,
Это ли не дорога?
И это ли не судьба?
Сейчас вам обоим больно.
И может, пора сказать,
Что думать уже довольно,
Что время уже решать?!
Снова город за стеклами.
В город идет апрель,
Снова пальцами звонкими
По клавишам бьет капель…
Нелепых сомнений ноша
Тебе ли, чудак, идет?
Вернись к ней с последней порошей,
Вернись, если ты хороший!
Она тебя очень ждет…
