Когда ты прожил три весны всего,
 Мир ярок, словно птичье оперенье!
 Но чем ты больше ищешь с ним общенья
 Тем меньше допускают до нею.
И в шустрых пять, и в бойких восемь лет
 Живешь, все те же тяготы меся:
 «Да» слышишь редко, чаще слышишь — «Нет!»
 Запрет на это и на то запрет,
 Ну просто, в общем, ничего нельзя!
Нельзя в футбол под окнами гонять
 И в дом со свалки принести щенка.
 Нельзя сарай как крепость штурмовать
 И кинуть с крыши бомбу из песка.
Ни засидеться с книгой допоздна,
 Ни эскимо наесться до отвала.
 Ни выпрыгнуть к ребятам из окна,
 Ни в чьих-то кур пальнуть из самопала.
И думал я, лишаясь пистолетов:
 «Ну, ничего, вот вырасту большой…
 Что взрослым-то? Им, взрослым, хороню,
 Живи себе и — никаких запретов!
Ребятам вечно пальцами грозя,
 Ворчат, ворчат… Ах даже слушать тошно!
 А вот себе не говорят — нельзя,
 А вот себе-то все, что хочешь, можно!»
О детство, детство — розовый восход,
 Где все вокруг бескомпромиссно просто!
 Когда б я знал про нее запреты взрослым.
 Я б задержался в детстве хоть па год!..
Как выяснилось, взрослым тоже нет
 Покоя от инструкций и рецептов:
 Почти на все приятное — запрет.
 На все, что скучно —- никаких запретов!
Ну как непросто с теми же врачами,
 С людьми, что, охраняя нас, норой
 Стоят несокрушимою стеной
 Меж радостями нашими и нами.
Нельзя полнеть, нельзя курить табак,
 Тем более страстями увлекаться…
 Конечно же и пить нельзя никак,
 И даже к кружке пива прикасаться.
И вечно всеми карами грозя,
 Они твердят нам: «Будьте осторожны!»
 А вот себе не говорят — нельзя,
 А вот себе-то все, что хочешь, можно!
Нет, в жизни взрослых не один запрет!
 А в институте или где-то в главке
 Забудь навек про доводы и справки,
 Когда начальство отрезает:— Нет!
Однако же оно не давит силой:
 — Никак нельзя. Я рад бы всей душой.
 Но есть приказ, инструкция, мой милый,
 Параграф вот такой-то и такой.
И требует, с улыбкою грозя,
 Чтоб пункты выполнялись непреложно.
 И лишь себе не говорит — нельзя,
 И лишь себе нее очень даже можно!
Но суть не в том, что кто-то там, скользя.
 Порой хитрит и что-то нарушает,
 А речь идет о «можно» и «нельзя»,
 Что нас почти с пеленок окружают.
Предвижу удивленье:— Как же так?!
 Вы что ж, за беззакония на свете?
 Не надо шуток. Хаос или мрак,—
 Такого не предложат ни чудак,
 Ни даже вовсе крохотные дети,
Ведь дело в том. что как порой ни сложно,
 Но все-таки, товарищи-друзья,
 Но слишком ли уж мало этих «можно»?
 Не многовато ль всяческих «нельзя»?!
Не надо мне на это возражать.
 Об этом «можно», кажется, сказать!


