Над городом века неслышно протекли,
 И царства рушились; но пеплом сохраненный,
 Доныне он лежит, как труп непогребенный,
 Среди безрадостной и выжженной земли.
 Кругом — последнего мгновенья ужас вечный,-
 В низверженных богах с улыбкой их беспечной,
 В остатках от одежд, от хлеба и плодов,
 В безмолвных комнатах и опустелых лавках
 И даже в ларчике с флаконом для духов,
 В коробочке румян, в запястьях и булавках;
 Как будто бы вчера прорыт глубокий след
 Тяжелым колесом повозок нагруженных,
 Как будто мрамор бань был только что согрет
 Прикосновеньем тел, елеем умащенных.
 Воздушнее мечты — картины на стене:
 Тритон на водяном чешуйчатом коне,
 И в ризах веющих божественные Музы.
 Здесь все кругом полно могильной красоты,
 Не мертвой, не живой, но вечной, как Медузы
 Окаменелые от ужаса черты…
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 А в голубых волнах белеют паруса,
 И дым Везувия, красою безмятежной
 Блистая на заре, восходит в небеса,
 Подобно облаку, и розовый, и нежный…
Дмитрий Мережковский — Помпея: Стих
> 

