Ходит мастер Грачев
 Между ломом наполненных бочек,
 Закипает вагранка,
 И вязкая шихта густа.
Растворяются двери,
 И пятеро чернорабочих
 На тяжелой тележке
 В литейку привозят Христа,
 Он лежит, как бревно,
 Перед гулкой сердитой вагранкой,
 Притаившись молчит,
 Как баран под ножом на торгу.
 На челе его — венчик.
 На впалой груди его — ранка.
 И Грачев молотком
 Ударяет в зеленый чугун!
«Ты мне адом грозил,
 Жизнь и труд у меня отбирая,
 Ты мне рай обещал
 За терпенье мое на земле,
 Я не верю в тебя.
 Мне не нужно ни ада, ни рая.
 Собирайся, обманщик,
 Ты сам побываешь в котле!
 Хочешь ты или нет, —
 Ты нас выручишь, идол грошовый,
 Ты нам дашь свое тело, —
 Густой и тягучий металл.
Переплавив тебя,
 Мы в вагонах чугунной дешевой,
 Облегченной деталью
 Заменим цветную деталь.
 Те, с тележкою, ждут.
 И Грачев говорит: «Унесите!»
 Рельсы глухо звенят,
 И вагранка бурлит горячо.
 «Не греши, человек!» —
 Лицемерно взывает спаситель.
 «Я сварю тебя, боже!» —
 Ему отвечает Грачев.
 И чугунного бога
 К вагранке несут приседая,
 И смеясь погружают
 В горячий кисель чугуна.
 Он скрывается весь,
 Лишь рука миродержца худая,
 Сложена для креста,
 Из вагранки вылазит одна.
 Он вздымал эту руку
 С перстом, заостренным и тонким,
 Проповедуя нищим
 Смиренье в печали земной,
 Над беременной бабой,
 Над чахлым цинготным ребенком,
 Над еврейским погромом,
 Над виселицей, над войной.
Мастер ходит вокруг,
 Подсыпая песок понемногу,
 Мастер пену снимает,
 И рыжая пена редка.
 «Убери твою руку!» —
 Грачев обращается к богу,
 А вагранка бурлит,
 И она исчезает, рука…
Исчезает навеки!
 С размаху по лживому богу
 Человек тяжело
 Ударяет железным багром,
 Чтоб с Христом заодно
 Навсегда позабыли дорогу
 В нашу чистую землю
 И виселица и погром!
Тонет в грохоте Швеллерный,
 Сборка стрекочет и свищет,
 Гидравлический ухает,
 Кузня разводит пары.
 Это дышит Индустрия,
 Это Вагонный в Мытищах,
 Напрягаясь, гудит,
 Ликвидируя долгий прорыв.
Я люблю этот гул,
 Я привык к механическим бурям,
 Я на камень сажусь
 Меж набитых землею опок.
 И подходит Грачев.
 И Грачев предлагает: «Закурим…»
 Что ж, товарищ, закурим,
 Покуда он варится — бог.


Пройдет лет 10 — и Кедрин будет писать про зодчих храмов, про фрески Андрея Рублева, про разбитые немцами колокола да про свечки перед образами… То ли действительно мозги на место встали у бывшего комсомольского богохульника, то ли просто перевертыш, схвативший державно-патриотическую волну — кто сейчас разберет…