Рядом уснуть немыслимо было. Прахом
 Шли все усилия — водка, счет, «нозепам»:
 все побеждалось его неумолчным храпом,
 вечно служившим мишенью злым языкам.
Я начинал ворочаться. Я подспудно
 Мнил разбудить его скрипом тугих пружин,
 Сам понимая, насколько это паскудно —
 вторгнуться к другу и портить ему режим.
После вставал, глотал из графина воду,
 перемещался в кресло, надев халат, —
 Он же, притихнув, приберегал на коду
 Самую что ни на есть из своих рулад.
Я ненавидел темень глухих окраин,
 Стены домов, диван, который скрипел…
 Кто-то сказал, что Авеля грохнул Каин
 Только за то, что тот по ночам храпел.
Сам я смущался, помнится: в чем тут дело?
 Терпим же мы машины, грозу, прибой…
 Дремлет душа, и кто-то хрипит из тела —
 Иноприродный, чуждый, ночной, другой.
Этот постыдный страх и брезгливость эта
 Нынче вернулись ко мне, описав петлю.
 Возраст мой, возраст! Примерно с прошлого лета,
 Ежели верить милой, я сам храплю.
Тело свое я больше своим не чую,
 в зеркале рожи небритой не узнаю —
 все потому, что нынче живу чужую,
 Странную жизнь, пытаясь забыть свою.
Плечи мои раздались и раздобрели,
 волос течет-курчавится по спине,
 голос грубеет, и мне в этом новом теле
 Дико, как первое время в чужой стране.
Лишь по ночам, задавленная годами,
 Смутной тревогой ночи, трудами дня,
 вечным смиреньем, внезапными холодами, —
 прежняя жизнь навзрыд кричит из меня.
Это душа хрипит из темницы плоти
 нищим гурманом, сосланным в общепит,
 голым ребенком, укрывшимся в грубом гроте…
 Я понимаю всякого, кто храпит.
Это душа хрипит из темницы жизни,
 Сдавленно корчится с пеною на губах.
 Время смежает веки. И по Отчизне
 «Стррах» раздается, «пррах» раздается, «кррах».



 (10 оценок, среднее: 3,60 из 5)
 (10 оценок, среднее: 3,60 из 5)