Да, подлый муравей, пойду и попляшу,
 И больше ни о чем тебя не попрошу.
 На стеклах ледяных играет мертвый глянец.
 Зима сковала пруд, а вот и снег пошел.
 Смотри, как я пляшу, последний стрекозел,
 Смотри, уродина, на мой последний танец.
Ах, были времена! Под каждым мне листком
 Был столик, вазочки, и чайник со свистком,
 И радужный огонь росистого напитка…
 Мне только то и впрок в обители мирской,
 Что добывается не потом и тоской,
 А так, из милости, задаром, от избытка.
Замерзли все цветы, ветра сошли с ума,
 Все, у кого был дом, попрятались в дома,
 Согбенные рабы соломинки таскают…
 А мы, негодные к работе и борьбе,
 Умеем лишь просить «Пусти меня к себе!» —
 И гордо подыхать, когда нас не пускают.
Когда-нибудь в раю, где пляшет в вышине
 Веселый рой теней, — ты подползешь ко мне,
 Худой, мозолистый, угрюмый, большеротый, —
 И, с завистью следя воздушный мой прыжок,
 Попросишь: «Стрекоза, пусти меня в кружок!» —
 А я тебе скажу: «Пойди-ка поработай!».
2002


 (3 оценок, среднее: 4,67 из 5)
 (3 оценок, среднее: 4,67 из 5)