I
Ну-тка, братцы, все в кружок
 На зелёный на лужок.
 Трында-брында, трында-брында,
 На зелёный на лужок.
Я вам песню пропою
 Про деревню про свою.
 Трында-брында, трында-брында,
 Про деревню про свою.
Все деревни обошёл,
 Нигде лучшей не нашёл.
 Трында-брында, трында-брында,
 Нигде лучшей не нашёл.
Как у нас-то кулаки,
 Они всё не дураки.
 Трында-брында, трында-брында,
 Они все не дураки.
С ними дело-то веди,
 Пальца в рот им не клади.
 Трында-брында, трында-брында,
 Пальца в рот им не клади.
Потому — народ такой, —
 Палец сцапают с рукой.
 Трында-брында, трында-брында,
 Палец сцапают с рукой.
Мастера они орать
 Да декреты разбирать.
 Трында-брында, трында-брында,
 Да декреты разбирать.
Вмиг сумеют отличить:
 Надо «дать» иль «получить»?
 Трында-брында, трында-брында,
 Надо «дать» иль «получить»?
«Получить» — декрет хорош,
 «Дать» — цена декрету грош!
 Трында-брында, трында-брында,
 «Дать» — цена декрету грош.
Города нас извели:
 Коммунизму развели!
 Трында-брында, трында-брында,
 Коммунизму развели!
Как Перфильев наш Кузьма,
 Оборотлив он весьма.
 Трында-брында, трында-брында,
 Оборотлив он весьма.
Перед миром лебезит,
 Коммунистам всем грозит.
 Трында-брында, трында-брында,
 Коммунистам всем грозит:
«Не ходите по следам.
 Я вам Митьки не отдам!»
 Трында-брында, трында-брында,
 Я вам Митьки не отдам.
А Митюха у Кузьмы
 Дома прячется с зимы.
 Трында-брында, трында-брында,
 Дома прячется с зимы.
Дезертир — сынок родной —
 Прохлаждается с женой.
 Трында-брында, трында-брында.
 Прохлаждается с женой.
То скрывается в лесу.
 Ан беда-то на носу.
 Трында-брында, трында-брында,
 Ан беда-то на носу.
Дезертирам всем беда,
 Не уйти вам от суда!
 Трында-брында, трында-брында,
 Не уйти вам от суда!
II
МУРАВЬИНАЯ КОММУНА
Дремлет Митя на прогалинке лесной.
 Хорошо лежать на травушке весной,
 Эх, на травушке-муравушке лежать,
 Резвы ножки то раскинуть, то поджать.
 Смотрит Митя: рядом возится жучок,
 Настоящий работяга-мужичок,
 Копошится у навоза целый день;
 Муравьи в труху изъели старый пень,
 То туда бегут мурашки, то сюда,
 После общего весёлого труда
 В муравейник мчат — порядки там навесть.
 Муравьиная коммуна, так и есть!
 Тронул Митя муравейник сапогом,
 Муравьи из муравейника — бегом.
 Дружно кинулись в атаку на врага,
 Митя — смахивать рукой их с сапога,
 Ан мурашки лезут тучей из травы,
 За коммуну не жалеют головы, —
 Храбрецы уже у Мити на руке.
 Как ожжённый, Митя бросился к реке,
 Наступивши по дороге на жука.
 Раскраснелася у Мити вся рука.
 Раздеваться стал наш Митя — весь в огне,
 Слышит — бегают мурашки по спине.
 Окунулся Митя в речку с головой:
 «Муравейник-то, одначе, боевой.
 Что бы делал я, когда бы не вода?»
 Ай, мурашки! Коммунисты хоть куда!
III
Митька, одевшись, сидит над рекой,
 Мокрые волосы гладит рукой,
 С маслицем хлеб уплетает.
 Митьке невесело. Митька сердит.
 На воду Митька печально глядит.
 Думушка где-то витает.
 Гложет Митюху и стыд и тоска:
 «Где-то там красные бьются войска…
 Бьются за правое дело…
 Спутал мне голову тятенька мой…»
 Вечером Митька плетётся домой.
 Ноет усталое тело.
Дома Митюхе, одначе, не спать:
 Будет всю ночь лихорадка трепать,
 Будет то слева, то справа
 Слышаться лай растревоженных псов,
 Топот и звуки чужих голосов:
 «Не на меня ли облава?»
 Митька всё чаще ночует в лесу.
 «Глаша, еды принеси». — «Принесу».
 «Режь мне потолще краюхи».
 Глаша смеётся. Мигает свеча.
 Эх, и сноха ж у Кузьмы Лукича!
 Сам выбирал… для Митюхи.
IV
Митька прятался умело.
 За потворство же ему
 Волостной совет «на дело»
 Приневолил стать Кузьму.
Муж на фронте у Малашки,
 Неуправка ей самой, —
 По наряду ползапашки
 Ей запахано Кузьмой, —
Уделить пришлось навозу,
 Нарубить, привезть дрова.
 Затаил Кузьма угрозу:
 «Вот они пошли права!
Митька, слышишь? Ваших пару
 Подрядить бы молодцов:
 Пусть-ка всыпят комиссару,
 Чтоб не мучили отцов.
Мямли, будь вам разнеладно!
 По другим-то волостям
 Комиссаров беспощадно
 Оптом бьют и по частям!»
На свирепого папашу
 Митька жалобно смотрел:
 «Так-то так… Заваришь кашу, —
 Угораздишь под расстрел!»
V
Пришло из города в деревню «обращенье»:
 Мол, дезертирам всем объявлено прощенье
 В последний раз.
 Все, кто не явится исполнить долг свой честно,
 Караться будут повсеместно, —
 Таков приказ.
Даётся льготный срок. А после — не взыщите:
 Тому, кто отказал республике в защите,
 Пощады нет.
 И кто предателя подобного укроет,
 Тот сам себе могилу роет.
 Один ответ.
Все, в «перелётчики» попавшие случайно,
 Те были льготою довольны чрезвычайно:
 Пришли на сбор.
 Кулацкие ж сынки и сволочь всякой масти
 Решили дать Советской власти
 Лихой отпор.
У Митьки-бегунца приятели нашлися,
 К нему с винтовками молодчики сошлися
 В лесной отряд.
 Митюха дробовик отцовский взял с собою.
 «Слышь, не сдавайсь, сынок, без бою;
 Всади заряд!»
Ватага молодцов, Вавила — коноводом,
 А как рискованно в своих местах с народом
 Стать на ножи, —
 Ушли в чужой уезд. В лесу, в деревне, в поле
 Пришлось пуститься поневоле
 На грабежи:
Где выкрадут коров из-под чужой повети,
 Где унесут добро, хранившееся в клети.
 В конце концов
 Сумели насолить так трудовому люду,
 Что мужики пошли повсюду
 На бегунцов.
VI
О Колчаке ходили слухи.
 Росли надежды кулачья.
 «Большевики, едят вас мухи!
 Что Волга? Чья?»
Читая каждый день газеты,
 Кузьма Лукич глядел орлом:
 «Чать, скоро, братцы, все советы
 Пойдут на слом.
В Москве дошло до забастовок,
 Шумят рабочие, хе-хе!»
 Кузьма на радостях обновок
 Привёз снохе.
В лес дезертиры перестали
 Крестьянских угонять коров:
 Держаться все поближе стали
 Своих дворов.
Но вот пошли другие вести.
 Вновь кулаков тоска грызёт:
 «Колчак отогнан вёрст на двести…
 Нет, не везёт!
Знать, счастья долго дожидаться».
 Пришла худая полоса.
 И бегунцам пришлось податься
 Опять в леса.
VII
Ванька, Фролка,
 Пров, Николка
 Да Панкрат,
 Клим, Епишка
 Да Микишка
 Крепко спят.
Митька, Петька,
 Гришка, Федька
 У костра
 Трубки курят,
 Балагурят
 До утра.
Вот светает,
 Быстро тает
 Синь-туман.
 Лес проснулся.
 Не вернулся
 Атаман.
«Эх, Вавила!»
 Охватила
 Всех тут жуть:
 «Поднимайтесь,
 Собирайтесь,
 Братцы, в путь!»
«Эх, Вавила!»
 Приуныла
 Вся семья.
 Гнутся ветки.
 «Гей, вы, детки!
 Вот и я!
Из разведки
 Прямо редкий
 Вышел прок.
 Эвон, сколько —
 Жрите только! —
 Приволок.
Тише, Гришка:
 Тут кумышка,
 Не пролей.
 Кто потянет,
 Сразу станет
 Веселей.
В сборе все ли?»
 Парни сели
 На траве.
 Пили смело,
 Зашумело
 В голове.
На кумышку
 До излишку
 Налегли.
 «Эх калина!»
 «Эх малина!»
 «Ай люли!»
«Сдобна, пряна,
 И румяна,
 И бела
 Наша тётка,
 Что лебёдка,
 Проплыла!»
Фролка пляшет,
 Шапкой машет:
 «Ну ж дела!
 Слышь, ребята:
 Жёнка брата
 Родила!»
Фролка скачет,
 Митька плачет,
 Сам не свой
 Весь трясётся,
 Оземь бьётся
 Головой!
VIII
«Ой, лесные вы ребятушки, зелёные,
 Вы головушки-головки забубённые,
 Дезертиры, бегуны вы все проворные,
 А настали дни-денёчки нынче чёрные,
 Пробежало лета больше половинушки,
 А куда теперь податься нам, детинушки?
 Возле Питера войска разбиты белые
 И колчаковцы бегут, как ошалелые.
 Войско красное с Урала как воротится,
 По лесам оно за нами поохотится,
 Покарает дезертиров всех без жалости,
 Половину расстреляет нас по малости.
 Уж и так-то мы в лесу боимся шороху,
 А придётся, видно, нам понюхать пороху,
 А придётся передаться нам Деникину.
 Я, Вавилушка, флажок зелёный выкину,
 Будь что будет, раз такое положение.
 Не пошлют авось нас сразу же в сражение.
 Той порою, может, смута и уляжется:
 Как Деникин победителем окажется.
 Все домой вернёмся с честью мы с великою:
 На коне донском, с нагайкою и с пикою!»
IX
«Ваше выс-с-превосходительство!
 Верьте истинным словам,
 Вы — законное правительство,
 И явилися мы к вам!»
 «Мо-лод-цы!»
«Мы не красные, — зелёные,
 Натерпелися мы бед.
 Все в побегах закалённые:
 Не угнать за нами вслед».
 «Мо-лод-цы!»
«Мы от красных отбивалися,
 Отбивались день и ночь:
 По лесам густым скрывалися,
 Удирали во всю мочь».
 «Мо-лод-цы!»
«Еле-еле к вам пробилися,
 Трудный сделали мы путь,
 Все ужасно истомилися:
 Нам бы малость отдохнуть!»
 «Мо-лод-цы!
Был бы отдых вам, ребятушки,
 Если б враг не напирал,
 Все вы — бравые солдатушки, —
 Ухмыльнулся генерал: —
 Мо-лод-цы!
Вашу доблесть в полной мере я
 Оценю само собой,
 Всех зелёных — в знак доверия —
 Назначаю в первый бой!
 Мо-лод-цы!»
X
Перекосились рожи сразу
 У всех «зелёных молодцов»:
 По генеральскому приказу
 Ведут в окопы бегунцов.
Дрожат в руках у них винтовки,
 И сердце так щемит-щемит,
 А красный враг без остановки
 Их артиллерией громит.
В груди у Митьки всё упало.
 А сзади хохот казаков:
 «Учили вас, чертей, да мало…
 Сменять — на что?! — большевиков!»
«Ох, Митя, — плачется Вавила:
 Раскис зелёный атаман, —
 Могила всем нам тут, могила!..
 Полезли сами мы в капкан!
Слышь? Тут, что ночь, то перебежки:
 К большевикам бегут донцы!»
 А сзади злее всё насмешки:
 «Эй вы, лесные храбрецы!
Вон там, за рощей, «враг» укрылся,
 Идти в атаку ваш черёд!»
 Со страху в землю б Митька врылся,
 Не то что двинуться вперёд!
XI
Все зелёные вояки
 Доигрались до конца:
 Не вернулись из атаки,
 Кроме… Митьки-бегунца!
«Вместе, Митя, плутовали, —
 Вместе будем помирать!»
 Но Митюху — Митькой звали:
 Умудрился вновь удрать!
Засверкали только пятки.
 Криков сзади не слыхал.
 Вёрст полсотни без оглядки,
 Не присевши, отмахал.
В поле прятался за рожью
 Иль в оврагах по кустам, —
 Мчал, как волк, по бездорожью,
 По неведомым местам.
Как-то утром заблестела
 Перед Митькою река.
 Камышами шелестела
 Мутно-жёлтая Ока.
Тут дорожка уж знакома.
 Огляделся бегунец:
 «Скоро, скоро буду дома,
 Скоро мукам всем конец.
Повинюся перед миром,
 К комиссару сам приду.
 Был, скажу я, дезертиром, —
 Покарайте по суду.
Пусть я совесть успокою.
 Смерть? Расстрел? Не задрожу,
 Жизнью подлою такою
 Больше я не дорожу.
Был досель в отцовской воле,
 У отца на поводу.
 По его указке боле
 Я уж — баста! — не пойду.
Пощадить меня решите?
 Дайте милость лишь одну:
 Мне на фронте разрешите
 Кровью смыть свою вину!»
XII
Входит Митя, словно вор,
 На отцовский двор.
Никого среди двора.
 Поздно. Спать пора.
«Глаша, Глаша… Сколько дней
 Не видался с ней.
Рада будет как теперь!»
 В дом открыта дверь.
Митя, ставши на порог,
 Устоять не мог, —
Захватило сразу дух,
 Свет в очах потух.
Старый свёкор и сноха…
 Нет для них греха!
Позабывши честь, закон,
 Не стыдясь икон…
Глаша шепчет старику:
 «Дверь-то… на крюку?!»
Митька бросился, как зверь:
 «Вот те, стерва, дверь!»
«Ай, спасите!» — Глаша в крик.
 Зарычал старик.
В горло сын отцу впился:
 «Вот где правда вся?»
Старина тряхнул плечом:
 «Всё мне нипочём!»
Подвернулся тут топор.
 Кончен сразу спор.
Глаша вопит у ворот.
 Прибежал народ.
Смотрит, ахает, скорбит:
 Сын отцом убит!
XIII
Могилка свежая. И крест. А на кресте,
 В сердечной простоте,
Под образком, глядящим кротко,
 Каракулями кто-то вывел чётко:
«Поплачьте все над Митей-бегунцом.
 Боялся смерти он. Скитался дезертиром.
И дома смерть нашёл: убит родным отцом.
 Спи, дорогой товарищ, с миром!
Раскаявшийся дезертир Спиридоновского
 лесного отряда Тимофей Ряз…»
 (Фамилия неразборчива.)

