Как птица, посреди листвы любимой,
Ночь проведя в гнезде птенцов родных,
Когда весь мир от нас укрыт, незримый,
Чтобы увидеть милый облик их
И корм найти, которым сыты детки, —
А ей отраден тяжкий труд для них, —
Час упреждая на открытой ветке,
Ждет, чтобы солнцем озарилась мгла,
И смотрит вдаль, чуть свет забрезжит редкий, —
Так Беатриче, выпрямясь, ждала
И к выси, под которой утомленный
Шаг солнца медлит, очи возвела.
Ее увидя страстно поглощенной,
Я уподобился тому, кто ждет,
До времени надеждой утоленный.
Но только был недолог переход
От ожиданья до того мгновенья,
Как просветляться начал небосвод.
И Беатриче мне: «Вот ополченья
Христовой славы, вот где собран он,
Весь плод небесного круговращенья!»
Казался лик ее воспламенен,
И так сиял восторг очей прекрасных,
Что я пройти в безмолвье принужден.
Как Тривия в час полнолуний ясных
Красуется улыбкою своей
Средь вечных нимф, на небе неугасных,
Так, видел я, над тысячей огней
Одно царило Солнце, в них сияя,
Как наше — в горних светочах ночей.
В живом свеченье Сущность световая,
Сквозя, струила огнезарный дождь
Таких лучей, что я не снес, взирая.
О Беатриче, милый, нежный вождь!
Она сказала мне: «Тебя сразила
Ничем неотражаемая мощь;
Затем что здесь — та Мудрость, здесь — та Сила,
Которая, вослед векам тоски,
Пути меж небом и землей открыла».
Как пламень, ширясь, тучу рвет в куски,
Когда ему в ее пределах тесно,
И падает, природе вопреки,
Так, этим пиршеством взращен чудесно,
Мой дух прорвался из своей брони,
И что с ним было, памяти безвестно.
«Открой глаза и на меня взгляни!
Им было столько явлено, что властны
Мою улыбку выдержать они».
Я был как тот, кто, пробудясь, неясный
Припоминает образ, но, забыв,
На память возлагает труд напрасный, —
Когда я услыхал ее призыв,
Такой пленительный, что на скрижали
Минувшего он будет вечно жив.
Хотя б мне в помощь все уста звучали,
Которым млека сладкого родник
Полимния и сестры изливали,
Я тысячной бы доли не достиг,
Священную улыбку воспевая,
Которой воссиял священный лик;
И потому в изображенье Рая
Святая повесть скачет иногда,
Как бы разрывы на пути встречая.
Но столь велики тягости труда,
И так для смертных плеч тяжка натуга,
Что им подчас и дрогнуть — нет стыда.
Морской простор не для худого струга —
Тот, что отважным кораблем вспенен,
Не для пловца, чья мысль полна испуга.
«Зачем ты так в мое лицо влюблен,
Что красотою сада неземного,
В лучах Христа расцветшей, не прельщен?
Там — роза, где божественное Слово
Прияло плоть; там веянье лилей,
Чей запах звал искать пути благого».
Так Беатриче; повинуясь ей,
Я обратился сызнова к сраженью,
Нелегкому для немощных очей.
Как под лучом, который явлен зренью
В разрыве туч, порой цветочный луг
Сиял моим глазам, укрытым тенью,
Так толпы светов я увидел вдруг,
Залитые лучами огневыми,
Не видя, чем так озарен их круг.
О благостная мощь, светя над ними,
Ты вознеслась, свой облик затеня,
Чтоб я очами мог владеть моими.
Весть о цветке, чье имя у меня
И днем и ночью на устах, стремила
Мой дух к лучам крупнейшего огня.
Когда мое мне зренье отразило
И яркость и объем звезды живой,
Вверху царящей, как внизу царила,
Спустился в небо светоч огневой
И, обвиваясь как венок текучий,
Замкнул ее в свой вихорь круговой.
Сладчайшие из всех земных созвучий,
Чья прелесть больше всех душе мила,
Казались бы как треск раздранной тучи,
В сравненье с этой лирой, чья хвала
Венчала блеск прекрасного сапфира,
Которым твердь светлейшая светла.
«Я вьюсь, любовью чистых сил эфира,
Вкруг радости, которую нам шлет
Утроба, несшая надежду мира;
И буду виться, госпожа высот,
Пока не взыдешь к сыну и святые
Не освятит просторы твой приход».
Такой печатью звоны кольцевые
Запечатлелись; и согласный зов
Взлетел от всех огней, воззвав к Марии.
Всех свитков мира царственный покров,
Дыханьем божьим жарче оживляем
И к богу ближе остальных кругов,
Нас осенял своим исподним краем
Так высоко, что был еще незрим
И там, где я стоял, неразличаем;
Я был бессилен зрением моим
Последовать за пламенем венчанным,
Вознесшимся за семенем своим.
Как, утоленный молоком желанным,
Младенец руки к матери стремит,
С горячим чувством, внешне излиянным,
Так каждый из огней был кверху взвит
Вершиной, изъявляя ту отраду,
Которую Мария им дарит.
Они недвижно представали взгляду,
«Regina coeli» воспевая так,
Что я доныне чувствую усладу.
О, до чего прекрасный собран злак
Ларями этими, и как богато,
И как посев их на земле был благ!
Здесь радует сокровище, когда-то
Стяжанное у Вавилонских вод
В изгнанье слезном, где отверглось злато.
Здесь древний сонм и новый сонм цветет,
И празднует свой подвиг величавый,
Под сыном бога и Марии, тот,
Кто наделен ключами этой славы.
