Но Запад прав: мы – дикари, мы – дети.
 Страсть к жизни, жар, безудерж молодой
 Чуженародной мудростью столетий
 Чуть скованы… Сверкающей уздой
Науки, чисел, вер, идей заёмных
 Как покорить неизжитую страсть,
 Что нас влечёт, всё забывая, пасть
 К земле, и плыть в её объятьях тёмных?
И европеец в чинном пиджаке,
 До самых глаз затянутый приличьем,
 На палубе под вольным гамом птичьим
 Плывущий по тропической реке
Вдоль деревень, где злой и полнокровный
 Зной гонит пот по бронзовым телам —
 Он нам противен, как скопец духовный,
 Как биржевик, вступающий во храм.
Мы молоды. И, выходя в дорогу
 К кострам у неисхоженной тропы,
 Берём с собой лишь сухарей немного,
 Соль, сахар, чай да пригоршню крупы.
Ведь в реках плавных – рыба в изобильи
 И ягод полны добрые леса.
 Мы не храним от ветра волоса,
 Подошв – от ласк росы, песков и пыли,
И солнце-друг веселым острием
 Щекочет нас сквозь рваную рубаху:
 Ведь ничего нет драгоценней праха
 Родной земли и воздуха её!
Но яд, порой, тревожней и древнее
 У нас в крови шевелит южный зной,
 И знает тело, понимать не смея,
 Как сладко пахнет дикий перегной;
На дне веков таимый корень рода
 В тот миг оно в стихиях узнает,
 Когда не знал ни Бога, ни народа
 Наш праотец – один во мгле болот;
Когда, гонясь за бурошёрстным вепрем,
 Упругий, быстрый, хищный и нагой,
 Он гибко полз, и мягок под ногой
 Был прах земли по жирно-влажным дебрям.
А вечером, когда, за клубом клуб,
 Под шорох вай с трясин ползли туманы —
 Сложив костёр, он вверх, как обезьяна,
 Вскарабкивался на широкий дуб.
Там, с женщиной и с черноглазым сыном,
 В лиановом дремал он гамаке,
 Пока слоны трубили по долинам
 И едкой кровью пахло на реке.
Кто колебал трепещущие кроны?
 Что слышал он в те ночи на весу?..
 Опустевали чьи-то – в тучах – троны,
 Огромный шаг кровь леденил в лесу,
Смолкал сам тигр, в кострах чернели угли,
 В ночных затонах лотос расцветал,
 Когда весь мир, как храмовый портал,
 Встречал, склонясь, Хранительницу Джунглей.
Не оттого ль вершин широкий шум
 И в ясный день, и в полночь, и в ненастье
 С такой тоской, с такою странной страстью
 Мы слушаем, без речи и без дум?
Забудь, мой друг! Ни вепрь, ни тигр, ни кобра
 Не зашуршат у мирного костра,
 А те, чья власть листву колеблет – добры,
 Как чуткая и нежная сестра.

