.. .Мачеха, пусть с доброю душою, —
она, понятно, всё-таки не мать.
Не исчезай. Дай мне свою ладонь.
На ней написан я — я в это верю.
Тем и страшна последняя любовь,
что это не любовь, а страх потери.
Повинен разве гвоздь, что лезет в стену?
Его вбивают обухом в неё.
Верят сплетням верней, чем любимым.
Плохих народов нет. Но без пощады
Я вам скажу, хозяев не виня:
У каждого народа – свои гады.
Мы, чем взрослей, тем больше откровенны.
За это благодарны мы судьбе.
И совпадают в жизни перемены
с большими переменами в себе.
Пою и пью,
не думая о смерти,
раскинув руки,
падаю в траву,
и если я умру на белом свете,
то я умру от счастья, что живу.
Очарованья ранние прекрасны.
Очарованья ранами опасны.
И драма Рима – драма храма,
который в сутолке веков
набит богами, словно хламом,
и в то же время – без богов.
Сказать ‘люблю’ – не будет правдой,
Неправдой будет – ‘не люблю
От быта, от житейского расчёта,
от бледных скептиков и розовых проныр
нас тянет вдаль мерцающее что-то,
преображая отсветами мир.
..На свободе быть позорно,
когда почётно сесть в тюрьму.
Не добивайся счастья быть любимым, —
умей любить, когда ты нелюбим.
Но и превратности в судьбе,
но и удары, и утраты,
жизнь, за прекрасное в тебе
такая ли большая плата?!
Тот, кто горя не знал,
о любви пусть не судит.
