«Не трогать, свежевыкрашен», —
Душа не береглась,
И память — в пятнах икр и щек,
И рук, и губ, и глаз.
Всякая любовь есть переход в новую веру.
Недотрога, тихоня в быту,
Ты сейчас вся огонь, вся горенье.
Дай запру я твою красоту
В тёмном тереме стихотворенья.
Терять в жизни более необходимо, чем приобретать. Зерно не даст всхода, если не умрет.
Верю я, придет пора —
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.
Рассудок? Но он — как луна для лунатика.
Мы в дружбе, но я не его сосуд.
Я так люблю тебя, что даже небрежен и равнодушен, ты такая своя, точно всегда была моей сестрой, и первой любовью, и женой, и матерью, и всем тем, чем была для меня женщина. Ты — Та Женщина.
Меня с детства удивляла эта страсть большинства быть в каком-то отношении типическим, обязательно представлять какой-нибудь разряд или категорию, а не быть собой. Откуда это, такое сильное в наше время поколение типичности? Как не понимать, что типичность – это утрата души и лица, гибель судьбы и имени!
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.
Любимая, — жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
Сильней на свете тяга прочь, и манит страсть к разрывам.
Приедается всё.
Лишь тебе не дано примелькаться.
Снявши шапку,
Сто слепящих фотографий
Ночью снял на память гром.
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
