Мы время по часам заметили
 И кверху поползли по склону.
 Bот и обрыв. Мы без свидетелей
 У края вражьей обороны.
Вот там она, и там, и тут она —
 Везде, везде, до самой кручи.
 Как паутиною опутана
 Вся проволкою колючей.
Он наших мыслей не подслушивал
 И не заглядывал нам в душу.
 Он из конюшни вниз обрушивал
 Свой бешеный огонь по Зуше.
Прожекторы, как ножки циркуля,
 Лучом вонзались в коновязи.
 Прямые поподанья фыркали
 Фонтанами земли и грязи.
Но чем обстрел дымил багровее,
 Тем равнодушнее к осколкам,
 В спокойствии и хладнокровии
 Работали мы тихомолком.
Со мною были люди смелые.
 Я знал, что в проволочной чаще
 Проходы нужные проделаю
 Для битвы завтра предстоящей.
Вдруг одного сапера ранило.
 Он отползал от вражьих линий,
 Привстал, и дух от боли заняло,
 И он упал в густой полыни.
Он приходил в себя урывками,
 Осматривался на пригорке
 И щупал место под нашивками
 На почерневшей гимнастерке.
И думал: глупость, оцарапали,
 И он отвалит от Казани,
 К жене и детям вверх к Сарапулю,
 И вновь и вновь терял сознанье.
Все в жизни может быть издержано,
 Изведаны все положенья,
 Следы любви самоотверженной
 Не подлежат уничтоженью.
Хоть землю грыз от боли раненый,
 Но стонами не выдал братьев,
 Врожденной стойкости крестьянина
 И в обмороке не утратив.
Его живым успели вынести.
 Час продышал он через силу.
 Хотя за речкой почва глинистей,
 Там вырыли ему могилу.
Когда, убитые потерею,
 К нему сошлись мы на прощанье,
 Заговорила артиллерия
 В две тысячи своих гортаней.
В часах задвигались колесики.
 Проснулись рычаги и шкивы.
 К проделанной покойным просеке
 Шагнула армия прорыва.
Сраженье хлынуло в пробоину
 И выкатилось на равнину,
 Как входит море в край застроенный,
 С разбега проломив плотину.
Пехота шла вперед маршрутами,
 Как их располагал умерший.
 Поздней немногими минутами
 Противник дрогнул у Завершья.
Он оставлял снарядов штабели,
 Котлы дымящегося супа,
 Все, что обозные награбили,
 Палатки, ящики и трупы.
Потом дорогою завещанной
 Прошло с победами все войско.
 Края расширившейся трещины
 У Криворожья и Пропойска.
Мы оттого теперь у Гомеля,
 Что на поляне в полнолунье
 Своей души не экономили
 B пластунском деле накануне.
Жить и сгорать у всех в обычае,
 Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
 Когда ей к свету и величию
 Своею жертвой путь прочертишь.


 (15 оценок, среднее: 4,73 из 5)
 (15 оценок, среднее: 4,73 из 5)