Не высоко я ставлю силу эту:
 И зяблики поют. Но почему
 С рифмовником бродить по белу свету
 Наперекор стихиям и уму
 Так хочется и в смертный час поэту?
И как ребенок «мама» говорит,
 И мечется, и требует покрова,
 Так и душа в мешок своих обид
 Швыряет, как плотву, живое слово:
 За жабры — хвать! и рифмами двоит.
Сказать по правде, мы уста пространства
 И времени, но прячется в стихах
 Кощеевой считалки постоянство;
 Всему свой срок: живет в пещере страх,
 В созвучье — допотопное шаманство,
И может быть, семь тысяч лет пройдет,
 Пока поэт, как жрец, благоговейно
 Коперника в стихах перепоет,
 А там, глядишь, дойдет и до Эйнштейна.
 И я умру, и тот поэт умрет,
Но в смертный час попросит вдохновенья,
 Чтобы успеть стихи досочинить:
 Еще одно дыханье и мгновенье
 Дай эту нить связать и раздвоить!-
 Ты помнишь рифмы влажное биенье?

