На полустанке я вышел. Чугун отдыхал
 В крупных шарах маслянистого пара. Он был
 Царь ассирийский в клубящихся гроздьях кудрей.
 Степь отворилась, и в степь как воронкой ветров
 Душу втянуло мою. И уже за спиной
 Не было мазанок; лунные башни вокруг
 Зыблились и утверждались до края земли,
 Ночь разворачивала и проема в проем
 Твердое, плотно укатанное полотно.
 Юность моя отошла от меня, и мешок
 Сгорбил мне плечи. Ремни развязал я, и хлеб
 Солью посыпал, и степь накормил, а седьмой
 Долей насытил свою терпеливую плоть.
 Спал я, пока в изголовье моем остывал
 пепел царей и рабов, и стояла в ногах
 Полная чаша свинцовой азовской слезы.
 Снилось мне все, что случится в грядущем со мной.
 Утром очнулся и землю землею назвал,
 Зною подставил еще неокрепшую грудь.
Арсений Тарковский — Приазовье: Стих
> 


 (2 оценок, среднее: 4,50 из 5)
 (2 оценок, среднее: 4,50 из 5)