Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
 О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают!
 Их кудри упали развитые в беспорядке на груди,
 Их персты по лирам не движутся, голос в устах исчезает!
 Амура забыли печальные, с цепью цветочною скрылся
 Oн в диком кустарнике, слезы катятся по длинным ресницам,
 Забросил он лук и в молчаньи стрелу об колено ломает;
 Мохнатой ногой растоптал свирель семиствольную бог Пан.
 Венчан осокою ручей убежал от повергнутой урны,
 Где Бахус на тигре, с толпою вакханок и древним Силеном,
 Иссечен на мраморе — тина льется из мраморный урны,—
 И на руку нимфа склонясь печально плескает струею!
Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
 О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают!
 Веселье в Олимпе, Вулкан хромоногий подносит бессмертным
 Амврозию, нектар подносит Зевсов прелестный любимец.
 И каждый бессмертный вкушает с амврозией сладостный нектар,
 И, отворотясь, улыбается Марсу Венера. И вижу
 В восторге я вас, полубоги России. Шумящей толпою,
 На копья склонясь, ожиданье на челах, в безмолвьи стоите.
 И вот повернул седовласый Хрон часы, вот пресекли
 Суровые парки священную нить — и восхитил к Олимпу
 Святого певца Аполлон при сладостной песне бессмертных:
 «Державин, Державин! хвала возвышенным поэтам! восстаньте,
 Бессмертные, угостите бессмертного; юная Геба,
 Омой его очи водою кастальскою! вы, о хариты,
 Кружитесь, пляшите под лиру Державина! Долго не зрели
 Небесные утешенья земли и Олимпа, святого пиита».
 И Пиндар узнал себе равного, Флакк — философа-брата
 И Анакреон нацедил ему в кубок пылающий нектар.
 Веселье в Олимпе! Державин поет героев России.
Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
 О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают.
 Вот прах вещуна, вот лира висит на ветвях кипариса,
 При самом рожденьи певец получил ее в дар от Эрмия.
 Сам Эрмий уперся ногой натянуть на круг черепахи
 Гремящие струны — и только в часы небесных восторгов
 Державин дерзал рассыпать по ней окрыленные персты.
 Кто ж ныне посмеет владеть его громкою лирой? Кто, Пушкин?!
 Кто пламенный, избранный Зевсом еще в колыбели, счастливец,
 В порыве прекрасной души ее свежим венком увенчает?
 Молися каменам! и я за друга молю вас, камены!
 Любите младого певца, охраняйте невинное сердце,
 Зажгите возвышенный ум, окрыляйте юные персты!
 Но и в старости грустной пускай он приятно на лире,
 Гремящей сперва, ударяя — уснет с исчезающим звоном!

