До рассвета поднявшись, извозчика взял
 Александр Ефимыч с Песков
 И без отдыха гнал от Песков чрез канал
 В желтый дом, где живет Бирюков;
 Не с Цертелевым он совокупно спешил
 На журнальную битву вдвоем,
 Не с романтиками переведаться мнил
 За баллады, сонеты путем.
 Но во фраке был он, был тот фрак запылен,
 Какой цветом — нельзя распознать;
 Оттопырен карман: в нем торчит, как чурбан,
 Двадцатифунтовая тетрадь.
 Вот к обеду домой возвращается он
 В трехэтажный Моденова дом,
 Его конь опенен, его Ванька хмелен,
 И согласно хмелен с седоком.
 Бирюкова он дома в тот день не застал, —
 Он с Красовским в цензуре сидел,
 Где на Олина грозно вдвоем напирал,
 Где фон Поль улыбаясь глядел.
 Но изорван был фрак, на манишке табак,
 Ерофеичем весь он облит.
 Не в парнасском бою, знать в питейном дому
 Был квартальными больно побит.
 Соскочивши у Конной с саней у столба,
 Притаясь у будки стоял;
 И три раза он крикнул Бориса-раба,
 Из харчевни Борис прибежал.
 «Пойди ты, мой Борька, мой трагик смешной,
 И присядь ты на брюхо мое;
 Ты скотина, но, право, скотина лихой,
 И скотство по нутру мне твое».
 (Продолжение когда-нибудь).
Антон Дельвиг — До рассвета поднявшись, извозчика взял: Стих
> 

