И сеет перлы хладная роса.
 В аллее темной — слушай! — голоса:
 «Да, сударь мой: так дней недели семь
 Я погружен в беззвездной ночи темь!
 Вы правь!: мне едва осьмнадцать лет,
 И говорят — я недурной поэт.
 Но стыдно мне, с рожденья горбуну,
 Над ней вздыхать и плакать на луну…
 Нет, сударь мой: иных я мыслей полн…»
 Овеян сад плесканьем темных волн;
 Сухих акаций щелкают стручки.
 «Вот вам пример: на нос надев очки.
 Сжимаю жадно желтый фолиант.
 Строка несет и в берег бросит: Кант.
 Пусть я паук в пыли библиотек:
 Я просвещенный, книжный человек,
 Людей, как мух, в сплетенья слов ловлю:
 Встаю чуть свет: читаю, ем и сплю…
 Да, сударь мой: так дней недели семь
 Я погружен в беззвездной ночи темь.
 Я не монах: как шум пойдет с реки,
 Не раз — не раз, на нос надев очки
 И затая нескромную мечту,
 Младых Харит младую наготу,
 К окну припав, рассматриваю я,
 Рассеянно стаканом мух давя:
 Иль крадусь в сад к развесистой ольхе…»
 И крикнет гость, и подмигнет: «Хе-хе…»
 Молчит. И ночь. Шлют шелест тростники.
 Сухих акаций щелкают стручки.
 Огнистый след прочертит неба склон.
 Слетит алмаз в беззвездный бездны сон.
Андрей Белый — Признание: Стих
> 

